«Перед посадкой ребята, которые сидели возле крыла, видели дым. Перед посадкой была большая скорость, начало трусить очень сильно самолет. Все летали со стороны в сторону, я лично упиралась ногами об сидение. Мы начали садиться на полосу уже зная, что у нас горит крыло или турбина. Мы выехали за границу полосы на поле, начали стороной ехать. Крыло начало цеплять землю, отвалились колеса. Пошел едкий дым, очень сильный».
Причем, пожарные приехали сразу, а скорую пришлось ждать целых два часа.
«Мы первые вскочили к стюартами, они говорили, что все нормально. Мы выдрали двери передние возле их кабины и начали выбегать. Эвакуации вообще не было. Свои ноги, сами. У нас не выпали ни маски, ни жилеты. Мы выломали дверь, нам сказали бегите куда можете, прыгайте. «Скорой» не было, пожарные приехали. В аэропорту никакой поддержки, помощи, ни воды элементарно, ни валерьянки. «Скорая» приехала спустя два часа, померели давления. Спустя два часа начали раздавать багаж».
А если бы кому-то из 169 пассажиров реально потребовалась безотлагательная медпомощь? Что тогда пан президент, который так любит рассказывать об очередном открытом «лично им» авиамаршруте? И задайте этот вопрос своему любимому и.о. министра здравозахоронения Украины Ульяне Супрун. Этому «реформатору» скорой помощи. До ее прихода все было пусть и не так хорошо, как хотелось, но все-таки «было».