Сперва на центре у нас, волонтеров-катехизаторов, были с ним проблемы – он несколько раз срывал библейские беседы, задавая резкие вопросы о Церкви и войне. Вопросы не предполагали ответа и быстро переходили в скандал, с криками и матом. Но потом он привык к нам, а мы научились понимать его, нашли к нему верный тон и постепенно разговорили. Картина открылась страшная.
В 2014 году Женя, как и многие другие, пошел добровольцем в АТО.
Был национальный подъем, романтика патриотизма, желание «защитить Украину от агрессора». Такое настроение держалось до первого убийства. Женя зарезал пленного – решил, что хлопотно с ним будет тащиться до базы. Подошел сзади и перерезал ему горло. Пленный был приблизительно тех же лет, что и его убийца. Океан горячей человеческой крови хлынул на руки Жени, он стоял – и не знал, что теперь делать. Потом зачем-то бросил гранату в безжизненное тело и убежал.
Затем были несколько мужчин в КамАЗе, который просто ехал по дороге. Не было никакой надобности их убивать. Но Женя расстрелял машину, убив всех. Затем были еще жертвы, число дошло до одиннадцати. Половина из них были убиты без особой на то необходимости – они не представляли никакой опасности. Он просто убил их. Кто были эти люди, Женя не узнал и не узнает никогда. Но увидеть их – увидел.
После одиннадцатой жертвы убитые стали приходить к нему. Во сне? в видении? Нет – наяву. Ночью его тронула чья-то рука. «Женя, ты спишь? Это я – ты меня убил». Цепенея от ужаса, Женя открыл глаза. Обычно после этого видение исчезает, не правда ли? Оказывается, не всегда. Открыв глаза, Женя увидел зарезанного мужчину (того, первого), сидящего на кровати и смотрящего на него. А потом пришли все остальные, всего одиннадцать человек. Ходили по комнате, разговаривали, садились на кровать, смотрели на Женю. Потом вновь исчезали и вновь приходили.
С этого дня Женя начал ежедневно напиваться на ночь. Сперва помогало, но вскоре через дым алкогольного похмелья он вновь начал различать ИХ. Они все равно были здесь, в комнате. Смотрели на Женю и прикасались к нему. «Ты спишь, Женя? Это мы. Помнишь нас? Ты нас убил».
Дальше были разные наркотики, которых много в зоне АТО. По совету знающих людей Женя остановился на опиуме. Он немного приглушал ужас и страх, и на время позволял забыться, не видя ИХ. Но ОНИ все равно пришли. А потом было увеличение дозы, передозировка. Еще позже было дезертирство домой, и реабилитационный центр.
Уезжая в ребцентр, Женя оставил квартиру с дырявым потолком. Неоднократно он пытался застрелиться. Ставил пистолет к подбородку, дулом вверх, стрелял – но в последний момент отклонял голову.
- Женя, скажи, ты ненавидишь тех, кого убивал?
- Да. Это сепары, которые во всем виноваты. Все из за них.
- Ладно. Скажи, а тебе жалко их маленьких детей, которые наверняка остались у кого-то? Их матерей, которые наверняка у многих живы?
Думает.
- Пожалуй, да. Они ни в чем не виноваты.
- Как ты думаешь, ты мог бы за них помолиться? За детей и матерей убитых тобою людей?
- А зачем это?
- Потом скажем. Так мог бы?
- Ну, я попробую.
И Он начал молиться - за мам и детей своих жертв. Через две недели сказал, что эта молитва дает ему какое-то умиротворение. И вот что важно – ОНИ перестали приходить.
- Теперь, Женя, тебе должно быть понятно, для чего эта молитва. Со временем ты должен начать молиться за тех, кого ты убил. Тебя ждет покаяние – если хочешь вернуться к нормальной жизни.
- Я уже понял, чего вы хотите. Пока я от этого далеко. Но я чувствую, что в ваших словах есть какой-то смысл.
Смотрю на него, думаю. Многое непонятно. Почему ОНИ приходили к нему, к отработанному материалу, использованному и выброшенному? Наверное, есть надежда на его воскрешение… Почему не приходят к тем, кто все это заварил, к подлинным виновникам этих бесчисленных убийств? Наверное, там уже нет надежды. Там окончательно сгнила совесть и одеревенело сердце. Или же они все – все, убитые на этой страшной войне – явятся сразу вместе тем, кто их обманул, только уже в ином мире. И эта встреча для кого-то будет невыносимой.
Вспоминаются слова Блаженнейшего Онуфрия из какого-то интервью. Он рассказывал, что к нему на прием часто приходят матери убитых солдат. Им выплатили компенсацию и сказали, что их дети умерли за Украину. Но мамы приходят к митрополиту и говорят: нам нужны наши дети, а не Украина. Кто вернет нам наших детей? – спрашивают они через слезы.
Никто, дорогие мамы. Ваши дети брошены в жертву новому кровавому богу под названием «Украина». Они были обмануты, оболванены. Как и многие из вас. Но будет день, когда эта пелена спадет, все станет чисто, ясно. Вы встанете рядом со своими сыновьями и посмотрите в глаза тех, кто заклал их, как животных, на жовтоблакитном алтаре. И тогда начнется суд.
Снова смотрю на Женю. Ему 25. Золотой возраст, в котором случаются самые радостные события жизни – любовь, брак, рождение первенца, рабочая карьера, путешествия, новые друзья, открытие большого и интересного мира вокруг. Часто именно в этом возрасте бывает обретение веры, осознанный приход в Церковь. Что из этого было у него? Ничего
. Было одурманивание нацисткой идеологией, затем жуть войны и первая жертва. Потом сумасшествие, наркотики, попытки суицида. Теперь передо мной разрушенное, искалеченное существо, у которого одиннадцать душ на совести. Если не будет страшного и глубокого покаяния – он не вернется к нормальной жизни. До покаяния же пока очень далеко. А после ребцентра скорее всего его ждет тюрьма.
Он дезертир.
Едем назад из ребцентра. За окнами мелькают жовтоблакитные скамейки и мусорки, и огромные патриотические биллборды с приглашением добровольцев на войну… Украина идет к своей погибели, хлюпая ногами по крови своих сынов. Дьявольское жертвоприношение все еще продолжается.