· перезапуск Европейского союза, прежде всего оборонного измерения;
· работа с мигрантами из Африки;
· интеграция Балкан в пространство Евросоюза;
· День Европы в ООН;
· сделка с Ираном;
· Иерусалим как столица и Израиля, и Палестины;
· патрулирование ливийского побережья;
· Сирия;
· «Восточное партнерство»;
· работа с молодежью;
· поддержка беженцев рохинья;
· Колумбия.
Собственно, Украина, «защищающая всю Европу от российской агрессии», упоминается здесь разве что в контексте программы «Восточного партнерства». Но последний саммит «Восточного партнерства», состоявшийся в ноябре 2017 года в Брюсселе, не дал представителям украинской власти никаких поводов для оптимизма. Если отбросить информационно-пропагандистский шум, единственным результатом саммита для Киева стало подписание договора с европейской транспортной сетью TEN‑T.
О «плане Маршалла для Украины», разработанном литовскими политиками, на саммите не прозвучало ни слова. А в итоговой декларации было зафиксировано только предоставление дальнейшей финансовой помощи в зависимости от выполнения пакета реформ (польза от которых для украинского общества представляется далеко не очевидной).
К концу декабря для Киева зазвучали тревожные нотки на европейском направлении. Помимо отказа предоставить транш макрофинансовой помощи в размере 600 млн евро, Евросоюз устами посла Франции на Украине Изабель Дюмон предупредил о возможности приостановки пресловутого «безвиза», если Киев продолжит давление на антикоррупционные органы.
В целом же события 2017 года, а именно предоставление «безвиза» и вступление в силу в полном объеме Соглашения об ассоциации с ЕС, подвели черту под евроинтеграцией Украины. А ведь еще 10 лет назад, на волне расширения ЕС, казалось, что Украина имеет неплохие шансы на присоединение к Евросоюзу.
С 2018 года в Евросоюзе должна начаться реформа имени Макрона — Меркель, предполагающая трансформацию ЕС в де-факто федерацию с жесткой финансовой дисциплиной. В перспективе программы дотирования стран Восточной и Южной Европы будут если не отменены вовсе, то серьезно сокращены.
Каковы евроинтеграционные перспективы Украины при подобных вводных — вопрос, пожалуй, риторический. Примечательно, что состоявшийся в июле 2017 года саммит Украина — ЕС завершился без подписания итоговой декларации, поскольку именно Германия и Франция (а также примкнувшие к ним Нидерланды) воспротивились желанию официального Киева инсталлировать в документ фразу: «Евросоюз признаёт европейские стремления Украины и приветствует ее европейский выбор».
На сегодня ключевой интерес Евросоюза на украинском направлении, помимо получения максимальной экономической выгоды за счет оттока интеллектуальных, трудовых, минерально-сырьевых ресурсов в страны ЕС, заключается в полной имплементации Минских соглашений и создании замкнутого цикла антикоррупционного правосудия. Но внутри украинских «верхов» сложился устойчивый консенсус относительно нежелательности реализации «Минска‑2»: элитарии стремятся к возврату системы власти и хозяйственных отношений, которые существовали в Донбассе до 2014 года. А первую скрипку в вопросе создания антикоррупционного суда играет всё-таки Вашингтон, а не Брюссель; кроме того, сроки запуска подобного суда — это минимум год.
Потому до начала следующего политического цикла в 2019 году, когда на Украине должны состояться плановые президентские и парламентские выборы, отношения Киева и Брюсселя едва ли будут демонстрировать позитивную динамику.
Данные социологических опросов демонстрируют, что хоть и медленно, но растет количество евроскептиков на Украине. Быть может, их настроения конвертируются в голоса на грядущих выборах, что поможет рационализировать внешнеполитический курс. Скажем, по примеру той же Армении, подписавшей на последнем саммите «Восточного партнерства» Соглашение о всеобъемлющем и расширенном партнерстве с EC, но оставшейся при этом участницей евразийских интеграционных проектов.