«Милый президентушка, Пётр Алексеевич!
Пишу тебе письмо.
Поздравляю с приближающимся Рождеством и желаю тебе всего от Господа Бога. Нету у меня ни отца, ни маменьки, только ты у меня один остался.
Вчерась мне была выволочка. Избушник выволок меня за волосья на палубу и отчесал шпандырем за то, что я за штурвалом по нечаянности заснул.
Матросы надо мной насмехаются, посылают в кабак за водкой и велят красть со склада огурцы, а избушник бьёт чем попадя.
А еды нету никакой.
Утром дают хлеба, в обед каши и к вечеру тоже хлеба, а чтоб чаю или щей, то избушники сами трескают.
Приезжают к ним ребята разные, охоты и рыбалки устраивают. Раз я видал у них крючок с леской, что пудового сома удержит. И видал ружья всякие на манер депутатских, так что небось тысяч по сто кажное.
Кланяюсь тебе в ножки и буду вечно Бога молить, увези меня отсюда, а то помру.
Я буду тебе табак тереть, Богу молиться, а если что, то секи меня, как сидорову козу.
А ежели думаешь, должности мне нету, то я Христа ради попрошусь к Кличку перчатки чистить, али заместо Ляшка в подпаски пойду. А потом за это самое буду тебя защищать и в обиду никому не дам, а помрешь, стану за упокой души молить.
Президентушка милый, нету никакой возможности, просто смерть одна.
Хотел было пешком в Киев бежать, да сапогов нету, морозу боюсь. А Киев город большой, дома всё господские и машин, и собак много.
Приезжай, милый президентушка, Христом богом тебя молю, возьми меня отсюда.
Пожалей ты меня сироту несчастную, а то меня все колотят и кушать страсть хочется, а скука такая, что и сказать нельзя, всё плачу.
А сейчас избушник колодкой по голове ударил, так что я упал и насилу очухался.
Теперь избушник связанный в трюме лежит, а мы идём на Керчь сдаваться, и погоня сзади. Не суди строго, милый президентушка, забери меня отседа живого или мёртвого.
Пропащая моя жизнь, хуже собаки всякой.
Еще кланяюсь Марине и кривому Андрейке, а гармонию мою никому не отдавай.
Остаюсь твой Роман «Зигзаг» Мокряк.
Милый президентушка, приезжай!»
Петру Алексеевичу.