Президент Франции потребовал от мусульманских лидеров Франции подписать хартию республиканских ценностей. Это первый серьезный шаг главы европейского государства против мусульманского экстремизма.
Проблема в том, что «свободный мир» запутался в собственных ценностях. Потому что права и свободы предназначались для европейцев, а делить их пришлось с людьми другой культуры и другого темперамента, которым эта духовная пища приходится не по вкусу. Главное бремя белого человека – в его удивительной самонадеянности и бесконечной уверенности: его представления о том, что такое хорошо и что такое плохо, – истина в последней инстанции.
Границы свободы цивилизованного европейца не заканчиваются там, где начинаются свободы других. Точнее, иногда заканчиваются, а иногда – нет. Почему над неграми и Холокостом издеваться нельзя, а над религией – можно? Какое сообщество будет диктовать остальным свои нормы? Стоят ли принципы ублюдочного журнальчика гражданской войны? Или гражданский мир, основанный на компромиссах с головорезами, обернется и позором, и войной? Простых ответов тут нет, и это плохо.
Плохо только потому, что и «свободный мир» живет, оказывается, не по законам, а по понятиям. Хотя принятая в 1789 году Декларация прав человека и гражданина, которая и сейчас является во Франции юридически обязательным документом, гласит: «Свобода состоит в возможности действовать не во вред правам другого»; «Безопасность основывается на содействии всех в обеспечении прав каждого»; «Не делайте другому того, что вы не хотите, чтобы сделали вам. Постоянно делайте другим то доброе, что вы хотели бы получить сами».
Почти во всех странах общество в большей или меньшей степени расколото – по отношению к абортам или президентам, на религиозной, идеологической или национальной почве. Сплачивают людей общие ценности или внешняя угроза. Скажем, армянские и азербайджанские оппозиционеры гневно осуждали патриотический подъем в России после возвращения Крыма, но это не мешало армянам считать Карабах своим, а азербайджанцам – сплотиться вокруг своего президента, пошедшего войной на Карабах, и праздновать возвращение захваченных территорий.
Разумеется, общество живет не декларациями, а моделями поведения. Можно сколько угодно говорить о милосердии и поедом есть друг друга. Тем не менее даже власть должна понимать, чего она хочет. Сохранять национальную и культурную идентичность или идти на поводу у модных веяний, ее размывающих. Проблема в том, что у любого процесса есть свои бенефициары: свято место пусто не бывает.Допустим, вы перестаете считать себя французом, русским или индусом и начинаете осознавать себя гражданином мира.
Интересы и традиции родной страны и вашего народа перестают вас заботить. Но это совершенно не значит, что вашу страну не рассматривают как зону собственных интересов люди, у которых с национальной и/или религиозной самоидентификацией, а также с аппетитами, все в порядке.
Это как в том анекдоте: «Гиви, где кинжал, который я тебе подарил?» – «Папа, я у одного мальчика на него часы выменял…» – «Гиви, а если теперь этот мальчик скажет, что он твою маму имел, ты ему что ответишь?! «Полвторого»?!» Стране, которая не защищает свою культуру, свои ценности и свои традиции, суждено обслуживать чужие. Иллюзии глобального цифрового будущего ничьих конкретных интересов не изменят. Если Европа не защитит себя, она станет халифатом. А если ее не сумеют защитить демократические правительства, к власти придут ультраправые.
Европейцам надо было раньше думать, кого они пускают в свой «общий дом». Некоторые проблемы лучше решать не по мере их поступления. Но что выросло, то выросло. И что останется Макрону, если его ультиматум проигнорируют? Запретить ислам? Арестовать имамов? Если ультиматум выставлялся без оценки возможных сценариев развития событий, самым безобидным последствием отказа его принимать станут рухнувшие рейтинги президента Франции. И тогда маятник общественных симпатий неизбежно качнется в сторону ультраправых.