Как не покажется это кому-то парадоксальным, но, в сущности, Анкара испытывает те же проблемы, что и Москва после распада СССР.
До конца Первой мировой войны Ближний Восток входил в состав единой Османской империи. Только распался потом не по административным границам, как Советский Союз, а больше по этническим, с огромным влиянием европейских «победителей» на их конфигурацию.
И точно так же, как Россия, возродившаяся на обломках Союза, с проблемами организации окружающего мира столкнулась Турция. Разве что продолжительность ключевых этапов оказалось больше.
Но концептуально они, по сути, были такими же. Единственно верным путем считалась обязанность встроиться в «правильный Запад».
Геополитически – в коллективный, в военном смысле – в НАТО, в экономическом – стать равноправным членом Европейского союза.
И лишь когда это все не получилось, возникла проблема необходимости «собирания турецких земель», которые, как республики «пост-СССР», за период «безвременья» сильно изменились. Некоторые, вроде Ирана, Саудовской Аравии или Египта – достаточно серьезно начали претендовать на геополитическую субъектность, по крайней мере, в пределах ближневосточного региона. То есть, на статус региональных держав.
В результате в Восточном Средиземноморье сложилась ситуация, очень смахивающая на постсоветское пространство сегодня. С Израилем в роли Польши. Разве что Тель-Авив на дипломатическом поприще сейчас демонстрирует гораздо более масштабные стратегические успехи, используя возможности своей диаспоры по всему миру, особенно в США.
Подписание мирного договора (и обширного пакета прочих соглашений, от экономики до научного обмена и туризма) между Израилем, ОАЭ и Бахрейном фактически имеет глубокий практический смысл.
Во-первых, по линии постепенной легитимизации территориальных завоеваний конца прошлого века. То есть, по сути, это даже больше коалиция не против Ирана, а против Турции. Окончательно затвердить распад Османской империи столетней давности.
Во-вторых, с формированием интегрированного геополитического центра силы, объединяющего шиитских арабов и евреев. Тем самым открывая стратегическую перспективу дальнейшего существования государства Израиль в неограниченном будущем без постоянной войны и состояния вечно осажденной крепости.
Присоединение к новой реальности Саудовской Аравии и Египта практически неизбежно. Как и формирование противовеса в виде союза Ирана, Катара и того, что останется от Йемена и Ирака.
Несколько неопределенным на данный момент остается будущее Сирии, находящейся на стыке проекций геополитических интересов Тегерана и Москвы. Россия ресурсно богаче и геополитически сильнее и по логике должна стать лидером «противовеса». Но она очень далека территориально и по менталитету. Да и иранская правящая элита на вторые роли полностью не согласится. Так что кто в противовесе станет главным – вопрос пока остается открытым. Как и необходимость для Кремля выступать лидером блока публично.
В любом случае этот тот мир, с которым туркам предстоит иметь дело в будущем. По крайней мере, на протяжении предстоящей полусотни лет – точно. Конфликт с Грецией за Восточное Средиземноморье, а также не слишком удачная военная операция в северной Сирии показывает, что, как раньше, силой оружия, задача уже не решается. Ливия – это вообще на грани геополитических возможностей Анкары.
Соответственно, вернуть геополитическое влияние в регионе Анкара может только через технологию цветных революций. И для этого туркам требуется завоевать благосклонность «арабских улиц». Чем они, судя по всему, в ближайшем будущем и займутся.