Перед тем как земля вздрогнула, Серега ощутил как бы, полный вакуум. То есть, воздух все – таки был, но вдруг исчезли все звуки, и на мгновение, остановилось всякое движение. И животный страх ударил холодом в низ живота. Опытное, хорошо натренированное тело сработало рефлекторно - Серега упал на остатки асфальта, и закрыл голову руками.
В ушах гудело и свистело одновременно, голову распирало внутренним давлением, сердце бешено колотилось, душу сковывал всепоглощающий страх. Вместе со свистом осколков, он услышал, как заработали пулеметы.
Серега напряг волю и прогоняя предательский страх, закричал вопросительно, во весь голос, стараясь превозмочь всякий другой шум:«Дэн! Дэээн! Ты живой?». Земля вздрагивала снова и снова, обдавало жарким напором воздуха, хлестало комьями земли и мелкой крошкой асфальта. Ответа от Дэна не было. Или Серега его не слышал.
Внутри что-то кольнуло, и страх вдруг ушел. Вместо него возникло спокойное ощущение реальности. И настойчивая мысль о напарнике. О своем первом номере. О Денисе. Перед тем, как начался это обстрел, Денис был впереди от Сереги, метрах в двадцати, за полуразрушенной стеной одноэтажного дома. На закрытой, хорошо замаскированной стрелковой позиции.
Но сейчас, Серега даже не мог посмотреть в ту сторону, так как, для этого нужно было поднять голову и смотреть поверх бетонного блока, за которым, он лежал, прижавшись к земле. А посмотреть надо! Переждав очередной разрыв, он приподнялся и коротко взглянул туда, где находилась позиция Дениса. Стена еще стояла, но была полуразрушена. Позиция Дэна засыпана отколовшимися кусками стены, кирпичными и железными обломками. Серега крикнул: « Дэн! Дэээн!» – ответа не последовало.
Однако ему показалось, что груда камней и пыли под стеной вдруг шевельнулась. До боли в глазах он всматривался в эту кучу. И снова ощутил вдруг, давящую тишину. Серега, снова рухнул за спасительный бетон, и тяжелые мины, взрываясь, опять начали сотрясать землю. В груди у него, холодным огнем, полыхнула ярость: «Ну, уж нет! Дэна я вам не отдам!» - крикнул он. Так мучаясь от бессилия, он пролежал некоторое время, размышляя над тем, почему «укропы», уж больно старательно утюжат их с Денисом позиции. «Возможно мы, все-таки попали»- пришла веселая мысль.
- Вы – камикадзы! Этот поляк с хорошей винтовкой. Все его попадания с дальностей 700 метров и дальше! Куда вы со своим триста восьмым «Зброяром» и этой кочергой СВД с ПСО-1! Я не разделяю ваш оптимизм! А «укропские» тепловизоры? Вы о них подумали? - Старый разошелся в ругательном красноречии, но в голосе чувствовалась родительское беспокойство.
И уже обращаясь к Сереге:
- Он-то молодой, но ты-то, старый вояка куда смотришь? Денис, однако с уверенностью отвечал:- Командир! Мы на пятьсот подползем, замаскируемся, сутки - двое подождем, как обычно бахнем, и уйдем. Первый раз что ли? Там хорошая позиция! А после того, как «укропы» там градами поработали, в это месте много горящих и тлеющих участков, между которыми можно и от тепловизоров спрятаться.
И Серега был прав. Этот поляк – снайпер, за три месяца, накосил более пятнадцати бойцов ополчения, включая нескольких командиров. А с недавнего времени совсем обнаглел; демонстративно подъезжал с напарником, на белой Ниве, к «передку», оставлял машину и исчезал. А через сутки или двое делал выстрел, иногда два. И каждый раз результативно. За это время Ниву переставляли в другое место и маскировали. И он скрытно уезжал. Конечно, это сильно деморализовало ополченцев.
Но у них, в то время не было ни снайперского движения, ни снайперского оружия, способного гарантированно поражать цели, на - далеко, а поляк работал от семисот метров, до километра, ни стрелков, имеющих практический опыт стрельбы, на такие дальности. Ну, а в этом подразделении были Серега и Денис, которые имели несколько подтвержденных целей, на дальностях от пятисот до шестисот метров. Они и решили применить тактику; если не можешь достать – сближайся.
Сутки ждали. И вот, настал день, когда прибыла белая Нива. Дверь открылась, и Серега дал команду на открытие огня. Дэн выстрелил, и сразу же, выстрелил второй раз. Затем они затаились. Потом, начали отход с позиции… и тут началось!
Серега отогнал воспоминания и включился в реальность. Голова гудела и кружилась, скрюченное тело затекло и ломило. Но где-то там, в глубине сознания или в мозгу, настойчивым пульсом, твердо стучала мысль: «Дэна я вам – не отдам!». Он пошевелился, разминая затекшие руки и ноги. Увидел кровь, сочащуюся из правого бедра.
Потрогал рану. Ерунда! Царапнуло по касательной! На этот раз, он не стал высовываться, поверх своего укрытия, а тихо пополз, к краю, спасительного бетонного блока. Плавно выглянул сбоку, низко к земле. Осмотрелся. До стены, где возможно остался Дэн, было метров около двадцати. Серега медленно и осторожно, выполз из-за своего укрытия и двинулся в сторону стены. Вся земля и оставшиеся куски асфальта, были покрыты горячими осколками и воронками. Кругом виделась обожженная земля, от которой шел горелый смрад, и от этого смрада, кололо в груди, першило горло, и сильно слезились глаза.
Серега задыхался и кашлял, но упорно полз; сантиметр, за сантиметром продвигаясь туда, вперед, где был его напарник, его боевой товарищ, его брат. Сквозь гудение и звон в ушах, через боль в голове, он слышал, как работают пулеметы; как пули свистя и вжикая, с тупым или звонким звуком, ударялись то в землю, то в другое препятствие, и все это – рядом с ним. Серега понимал, что враг пристреливается, что, скорее всего, видит его через американский тепловизор, что он практически открытая цель, что попадание в эту цель, дело, всего лишь нескольких минут.
. «Господи!» - рванулось из души - «Помоги мне найти и вытащить моего товарища! Моего друга и брата! Моего ученика! Он еще так молод! Ему нет еще и тридцати пяти! У него жена и две маленькие дочери! У него сестра и престарелые родители! У него дом и собака! И все это у него хотят отнять! А он только жить начал! Если бы не эта треклятая война! Господи! Помоги ему! Защити его! Спаси его!» Стиснув зубы, Серега полз и полз.
Опять заговорили укропские минометы. Он почувствовал несколько обжигающих и тупых ударов в спину. Но он упорно полз, не останавливаясь ни на секунду. Где-то внутри него, родилась твердая решимость доползти, не взирая ни на что, и спокойная уверенность в правильности своего выбора. Он вдруг заметил, что не только слышит и видит все происходящее вокруг, но и точно ориентируется в пространстве, и прекрасно понимает всю обстановку.
Он полз и не обращал внимания, на горячие осколки, врезающиеся в его, окровавленное тело, не чувствовал, как взлетевшие в воздух, комья земли и куски асфальта, падают на него с гулким стуком, как обдирается об осколки и разорванный камень камуфляж на груди, на животе и на бедрах, как кровоточит его голова. И только иногда, вытирая залитое лицо, он замечал, что его руки в пыльной крови.
Серега полз и видел разлетающиеся на мелкие осколки мины, видел летящие пули, видел обгоревшую, вздыбившуюся, израненную землю, видел как смерть, бушует и беснуется ненавистью, задыхаясь, в безумной ярости бессилия. А он полз, нарушая все, военные и природные законы. До стены оставалось метров восемь, укрытий уже не было, и он полз по совершенно открытому пространству. Он полз вперед и вперед, вперед и вперед, туда, где находился его друг и брат, его молодой напарник. Когда Серега дополз до стены, ополченцы предприняли контратаку.
Но он этого не знал и уже не слышал – все его внимание, все чувства, все силы были направлены, на разбор завала. Окровавленными руками, тяжело дыша, с помутненным взором, чуть не теряя сознание, он разгребал и разбрасывал, осколки стены, кирпичный и металлический мусор, пока не добрался до Дениса. Тогда, Серега взвалил друга себе на спину и пополз обратно. Теперь он полз, не чувствуя тяжести расслабленного тела напарника, не слышал выстрелов и взрывов, не видел мощную, стремительную, атаку ополченцев, не знал, что в белую Ниву, с раненным поляком, отъезжающую от передовой, было прямое попадание стопятидесятидвухмиллиметрового снаряда.
И она вмиг, превратилась в груду покореженного, оплавленного, разорванного, черно – рыжего железа, а водитель и его раненный напарник, сгорели в этом адском, беспощадном пламени войны, оставив после себя, только кучку пепла. Но Серега всего этого не знал. Да и теперь, это все, ему было не важно. Он полз, и радость переполняла его, переходя во всеобъемлющее торжество. И это была, не радость достижения цели, не удовлетворение от осознания выполненного долга, не эйфория победы, не истеричное состояние, спортивного выигрыша.
Это была радость жизни, которую удалось спасти, радость души от осознания правильного выбора, радость победы любви, а не злорадный восторг мстительного убийства. В какой - то момент, но вдруг, ощутил, что Дэн пошевелился и закашлялся. Серега остановился, поднял голову и повернувшись на бок, осторожно положил друга на землю. Он увидел, как его напарник открыл глаза. Серега улыбнулся окровавленным ртом – сгустки крови выходили из горла, и повернув голову, заметил группу бойцов – ополченцев, бегущих с носилками к нему. Серега улыбнулся еще раз и, вздохнув, лег на спину, устало раскинув руки.
Он раскрыл глаза на встречу глубокой синевы высокого, летнего неба, и в тот же миг, необычайная легкость пришла к нему, и душа его вспорхнула, и вырвалась, из тяжелых оков окровавленного, израненного тела, и унеслась ввысь, в великой радости – туда, наверх, навстречу Вечной Любви и Вечного Покоя. И не видел Серега, как подбежавшие бойцы, перевернув его окровавленное, изуродованное тело, с изумлением смотрели друг на друга. Не слышал и того, как Сашка - доктор, пораженный увиденным, сказал: «Да как же он двигался? У него же позвоночник перебит в двух местах! А осколков то…- да на нем живого места нет!».
Через семь месяцев, Денис вернулся в строй, с новой, другого уровня, винтовкой. Может и сейчас, где-то там – на переднем краю, или в непосредственной близости с врагом, он, и его братья, как и много лет назад, наши деды и прадеды, воюют за свою землю, семью, дом, за брата Серегу, да и за многих других, таких же, как он, жертвующих своей жизнью «За други своя!».