Ежегодно жители ДНР вспоминают и чествуют защитников стратегической высоты — Саур-Могилы. Кровавые бои за курган в 277,9 метра шли и в 1943 году, и в 2014-ом. В результате последних некогда величественный мемориал превратился в руины: с грустью «смотрят» бетонные советские солдаты, некоторые из них, израненные осколками, по-прежнему рвутся в бой.
Холодное лето 2014-го
На начало лета 2014-го года территория с юга от Саур-Могилы была под контролем украинских войск. От Амвросиевки, где располагался украинский штаб «Южного сектора», к Изварино (ЛНР) ежедневно ходили колонны украинской техники и машины снабжения. Обе стороны понимали, насколько важно владеть самым высоким курганом: с горы полностью просматриваются города Красный Луч, Снежное, Торез, Шахтерск — так украинские боевики могли бы корректировать огонь, а ополченцы наоборот — наблюдать за перемещениями украинских эшелонов на юге.
«Нам тогда ещё приходилось всё учить на ходу, но была группа ребят, которая штурманула эту высоту — там как раз находился один из украинских нацбатальонов, — рассказывает участник боёв за Саур-Могилу, боец бригады „Восток" Андрей Ревенко, позывной „Рева". — Наша атакующая группа была небольшой: по боковому заезду они на обычном бусе „Мерседес" поднялись наверх. Тут в машину прилетает ракета с РПГ, ребята выкатываются, рассыпаются и идут в атаку. Захватили БТР, прошёл бой, и курган перешёл под наш контроль».
С этого момента батальон «Восток» взял Саур-Могилу в свою зону ответственности. Взвод «Ревы» под командованием «Медведя» впервые заступил на суточное дежурство с 5 на 6 июня. Бойцы готовили окопы, но копать Саур-Могилу — неблагодарное дело, это песчаник.
«Сначала оборону держали силами двух взводов, меняли друг друга, заезжая на трое суток. Хотя обычно получалось, что группы-сменщики задерживались: были проблемы на передовых позициях в Донецке. Потом уже три взвода „Востока" несли службу „на горе"… — продолжает свой рассказ Андрей — Ещё запомнилось мне хорошо, что лето 14-го было очень холодное: за один июль я несколько раз замерзал так, сколько не мёрз за всю свою жизнь. И очень часто шли дожди».
В следующую ротацию 35 «медведевцев» пробыли на Саур-Могиле четверо суток, из которых три дня и ночи украинские каратели практически без остановок «крыли» курган 82-мм минами. Особого урона ополченцам обстрелы не наносили, кроме одного случая: после прямого попадания мины в окоп двое ребят погибли, и ещё один получил серьёзные ранения.
Авиация в небе
Первое появление украинской авиации над Саур-Могилой пришлось на середину июля. Андрей Ревенко прибыл с товарищами на очередную ротацию и «Медведь» сразу же поставил задачу: укрепиться на «малой горе», чтобы прикрыть тыл — на тот момент очень много ДРГ и снайперов ВСУ двигались вокруг кургана.
«Дали позицию — и живи на ней трое суток, как хочешь, — вспоминает „Рева", усмехаясь. — И вот в 6 утра мой товарищ „Сёма", с которым я был в окопе, толкает меня в бок, и спрашивает, слышу ли я странный звук. Это высоко в небе монотонно гудела украинская „Сушка". А потом добавился ещё один интересный звук. Мы уже не слышали самолёта, только вой… Началась бомбежка.
Из первых двух бомб одна не взорвалась. Следом такая же пара — одна остаётся в земле. К счастью, урона нам эти бомбы не нанесли. Позже самолёты „заходили" снова, стреляли по нам НУРСами. В ту же ротацию по горизонту замечали несколько „вертушек"».
Под конец июля ситуация вокруг Донецка обострилась, у ВСУ была цель отделить Донецк и Луганск. В ДНР по линии фронта украинские «захисники» проводили танковые атаки с запада, на Саур-Могилу — с юга. Шли тяжёлые бои, батальон «Восток» понёс первые потери под Авдеевкой — были убитые и раненые. В один из дней «Медведь» зашёл к уставшим сослуживцам и позвал с собой 15 добровольцев «на гору», при этом добавив: «Там за последние несколько дней четыре мины прилетело, санаторий просто». Так 26 июля около 19.00 «Рева» с боевыми товарищами снова прибыл на Саур-Могилу.
Трое суток ада
Так как людей приехало мало, «медведевцы» решили оставить 12 человек в окопах — по 6 человек на смену, которые менялись каждые три часа. Ещё трое были «глазами». Первая ночь у бойцов «Востока» прошла нормально, спокойным было и утро — до 12 часов следующего дня.
«Нам тогда сообщили, что „на горе" нечего делать: мимо Иловайска в сторону кургана прошла колонна „Градов", танков, артиллерии. Передали это „Медведю", на что он посоветовал не слушать паникеров. А после нас начинает крыть артиллерия — гаубицы Д-30, причем с необычной стороны и постоянно из трёх стволов до самой ночи. Колонны все-таки подошли к нам с двух сторон — Петровского и Степановки, — рассказывает Андрей Ревенко. — Многие снаряды тогда были начинены иглами, типа дротиков, и при падении снаряда разлетался целый сноп этих игл. Они запрещены Международной конвенцией, так как без оказания нужной медицинской помощи, раненый ими получает заражение крови и умирает».
Первые же выстрелы из танков «разобрали» на мелкие кусочки две «ЗУшки» ополченцев. Украинские боевики постоянно палили по стеле и триколору на ней. Выяснилось, что внутри мемориальной стелы оказались запертыми огнём зенитчики. Остальные бойцы оставались в окопах, командовал ими «Медведь», пытаясь достать оружие из мест хранения. Но РПГ с выстрелами были уничтожены при попытках перенести их на передовые позиции.
«Следующими выбежали „Назар" с „Сёмой", потом я услышал рядом два прилёта, и назад в подвал первым заковылял Назар со словами „Я триста". Я его пропустил, следом пришёл Сёма, тоже „300". Но „Назар" с собой принес заряженный РПГ-7.
У Назара сильнее было ранение, Сёма больше иголок словил, — рассказывает „Рева". — Пока мы перематывались, вызвал „Медведь" — оказалось, танки приехали прямо к нам. Я говорю, что работаю, беру этот РПГ, выхожу из подвала и вижу дуло, а затем выезжающий прямо на площадку танк. Приседаю, пока перепроверяю заряд, осматриваюсь, понимаю, что выстрелить в упор он в меня не сможет, и поднимаюсь. Очень сложно, видя технику так близко, принять за долю секунды решение, куда этот танк „побольнее" ударить. Он меня замечает, поворачивается, и в момент моего выстрела танкист работает с „Утеса" — пуля легла рядом со мной. Моя граната попала четко под башню: танк немного покачнулся и покатился назад. Вторая машина, выезжающая на площадку, тоже покатилась назад».
После танков сразу начали работать БМП. Ориентируясь на вспышки, бойцу «Востока» удалось «поджечь» одну машину пехоты — сгорела дотла. Но в этом время от танкового снаряда погиб один парень, который менял позицию по приказу «Медведя». Да и сам командир взвода был уже ранен.
«Я еще не „срезал бэху", когда „Чех" кричал, что „Медведь" уже тяжёлый после попадания из танка, — говорит Андрей Ревенко без улыбки, хотя только что смеялся. — „Чех" бежал к „Медведю" сам кровоточащий, весь побитый. Командир его к себе затянул и спросил, принес ли он что-то из боеприпасов. Стреляя по живой силе ВСУ ВОГами, „Медведь" сказал одну из последних фраз в своей жизни: „Как же, сука, вас много". И в их парапет у позиции прилетает танковый снаряд. „Чех" передавал по рации, что они триста и „Медведь" тяжёлый, но из-за шквального огня не было шансов к ним подойти. По нашим наблюдениям, из разных секторов работало порядка 60 единиц техники».
После сожжённых танка, БМП и потерь в живой силе ВСУ отошли. «Медведевцы» начали приводить в порядок своё оружие, починили единственный уцелевший «Утёс». Откопали ребят, которые чудом уцелели внутри расстреливаемой стелы. После этой атаки способных сидеть в окопах из взвода оставалось лишь восемь человек. А ночью украинская пехота предприняла новую попытку прорыва.
«Восток» как раз ждали подкрепление. И прямо на гору вышла группа, но не своя, а ВСУ. Темная ночь, горят поля, и на фоне едва различимого горизонта видно лишь силуэты. Украинцы немного ошиблись в пароле, а после один из них нагло заявил: «Виходь, хто командир, або застрелю». В эту же минуту начался плотный стрелковый бой. «Сом» связался с командованием и запросил работу артиллерии прямо по стеле на вершине мемориала — вызвал огонь на себя. На Саур-Могилу прилетел первый пакет не украинского «Града».
«Мы так обрадовались, что наша арта заработала, хоть и по нам же, — честно признаётся „Рева", вспоминая этот момент. — Это очень сильно воодушевило. Дальше была феерическая ситуация. Укры понимают, что у нас есть связь с артиллерией. И начинают нас кошмарить „Нонами". Но и мы понимаем, откуда пушка работает. А тут „Сом" предлагает ещё раз „Градами" ударить. После первых ракет по месту расположения „Ноны" проснулась целая „зелёнка" — это было скопление техники ВСУ. Мы это понимаем, и наводим артиллерию туда. Там у них был ад. Можно было ещё достать некоторую технику на дороге к Петровскому, но снарядов больше не было».
Но на этом всё не закончилось. Саур-Могилу с уставшими бойцами «Востока» ещё раз с трёх сторон «равняла» украинская артиллерия, ещё раз отработал НУРСами по легендарному мемориалу самолёт. Трое суток непрекращающегося огня. Ночью 29 июля за «медведевцами» выехал «бусик», который в первую очередь вывез раненых. Перед этим ночью артиллерия ДНР «расчистила» дорогу на Снежное, по которой и смогли выехать ополченцы. А взорванный украинский склад БК лишь помог успешно провести ротацию.
«Этот бой выпал нам»
Несмотря на подвиг военнослужащих «Востока», в ночь с 7 на 8 августа ополчению ДНР всё же пришлось оставить Саур-Могилу: последнюю группу украинские боевики в буквальном смысле выжигали из подвала кафе. Но уже 24 августа под мощным артогнём с господствующей высоты бежали уже украинцы — они не стали испытывать судьбу, как и их «брати» в Иловайском котле…
Батальон «Восток» потерял на кургане семь бойцов. «Медведевцы» красной чертой вписали себя в историю республики: выжившие в той трёхдневной мясорубке теперь носят отдельный шеврон «Востока» с названием их взвода. Их командир «Медведь» — Олег Григорьевич Гришин был посмертно награждён Золотой звездой Героя ДНР.