Некоторое время назад власти ДНР в очередной раз грозились, что их терпение по отношению к постоянным нарушениям режима прекращения огня с украинской стороны закончилось и что был выпущен приказ безжалостно отвечать огнём на каждую атаку.
«Кто-то отдал такой приказ? Кому? — спрашивает удивлённый Олег. — Нам ничего подобного не говорили. Оглянись вокруг, видишь что-нибудь, на чём не было бы следов обстрела? По нам было выпущено 50 миномётных снарядов, я уже не говорю об АГС и т. д. И каков был наш ответ? Три мины выпущены в никуда». Такая «ответка» никому не нужна, то есть нам не нужна. Разве что для наших «партнёров по Минским соглашениям», чтобы случайно никого не обидеть.
Ясиноватско-авдеевская промка. Среди разрушенных домов, забытых огородов образовалась целая сеть окопов, тоннелей, укреплённых бетонных бункеров. Эта сеть всё время развивается, каждое новое — бесчисленное уже — прекращение огня даёт время укреплять оборонительные линии, ремонтировать разрушенные, строить новые. Такова жизнь на передовой — в одной руке лопата, а в другой автомат. Противник не остаётся пассивным. Так называемой зоны разграничения просто нет, украинские линии постоянно приближаются к донбасским окопам. Теоретически между сторонами должна быть двухкилометровая полоса ничейной земли.
На практике жёлто-синий флаг можно увидеть уже в 80 метрах от позиций НМ ДНР. Это немного больше, чем ширина футбольного поля. Конечно, в соответствии с теми же Минскими соглашениями армия ДНР могла бы полностью «легально» очистить серую зону, после чего вернуться на свои позиции, с которых она и так не движется. Командование, видимо, считает, что подобные действия излишни.
«Если власть сядет на белого коня и с саблей в руке двинется штурмовать украинские окопы, — размышляет Саша, — то, конечно, мы только за. Однако все эти заявления звучат как пустые обещания, за которыми не следуют никакие действия. Посмотрите сами! Почему мы об этом узнаём от тебя, а не из официальных приказов?»
Этот вопрос задан неправильно. Здесь сначала нужно провести контрудар, чтобы изгнать противника с занимаемых линий, потом превентивно наносить удар каждый раз, как только он поднимет голову, и на малейший обстрел отвечать огнём вдвое сильнее — только тогда с той стороны поймут, что шутки кончились.
Откуда такое расхождение между тем, чего ожидают солдаты на фронте, и тем, что объявляют чиновники, но, как видно, забывают уведомить об этом самых заинтересованных? На этот вопрос отвечает Влад.
«Это политика, такая политическая игра, рассчитанная на какой-то результат. Не допускать до эскалации конфликта в широком масштабе, но в то же время не допустить, чтобы он полностью истек. Война нужна политикам, очень нужна, ведь это не они сидят в окопах, это не их дома уничтожает артиллерия», — говорит Влад всё более расстроенным голосом.
«Политики должны перестать заниматься войной. В 2014 году провели референдум, пробовали дипломатию — не вышло. Хорошо, но тогда дайте нам сделать свою работу. Пусть политики решают, какой концерт сделать на площади Ленина и давать ли в этот день «отпуск» коронавирусу, а нам пусть дадут боеприпасы и право защищать… По правде, их самих», — завершает Влад.
«Время разговоров закончилось, когда начало говорить оружие, — добавляет Саша. — Конечно, хотелось бы пойти дальше, чем эти ближайшие украинские окопы, они ведь рядом, но это требует средств, подготовки. Прежде всего, надо отодвинуть врага подальше. Нельзя допустить, чтобы Украина могла начать наступление «из-за угла», вся эта «минская дипломатия» может закончиться в любой момент, и мы должны быть к этому готовы».
«Ресурс, на административном уровне, я бы сказал, — дополняет Олег , — тут можно даже пошутить, хотя, на самом деле, это и не смешно. Как относится к нам администрация? Сделай, найди, укради — можно сказать, что такие мы получаем ответы на наши вопросы. Сейчас достаточно спокойно, можно укреплять окопы (впрочем, мы это делаем всегда), но дайте нам в таком случае лес, а не чтобы мы шли и искали самостоятельно. Мы не можем иметь здесь каких-то претензий к нашему командиру, мы просто знаем, что он сам ничего не может сделать». «Всё для фронта, всё для победы — так?» — с сарказмом спрашивает Олег.
Как выглядит жизнь на промке? Совершенно нормально, хотелось бы сказать и добавить — почти. Солдаты готовят еду, идут на работу — копают окопы, перекладывают бетонные плиты на новые бункеры или укрепляют существующие. Только всё это они делают, не выпуская из рук автомат ни на секунду. Есть позиции, и таких немало, где недостаточно постоянно наблюдать за противником. Часто это даже невозможно. Развалины домов, заросли — всё это позволяет скрыть оборонительные линии, но в то же время представляет собой очень хорошее укрытие для диверсантов. В таких условиях, особенно ночью, противник может находиться буквально совсем рядом. 80 метров — это действительно очень мало.
«Конечно, мы пытаемся от этого защищаться, — говорит Саша. — Здесь нет отпуска, есть перемирие или нет — нужно быть в полной готовности. Не помогут никакие минные поля, сапёр может разминировать путь, по которому уже без проблем пройдут разведчики или диверсанты. Так, впрочем, и бывает».
«Только за последние две недели мы поймали пятерых диверсантов, — рассказывает Влад. — Они пытались проникнуть в наш тыл в гражданской одежде, что само по себе странно. Здесь уже нет мирных жителей — только солдаты. С таким же успехом они могли пойти в майке с надписью «Я диверсант». Например, мы схватили одну девушку, как она сама сказала, ей 14 лет — ведь это ещё ребёнок! Только этот ребёнок прошёл ранее промывание мозгов в лагере «Правого сектора». И таких, как она, очень много.
Не знаю, что ей обещали — деньги, квартиру? Или она поверила, что воюет с «этими злыми москалями»? Тем более я не знаю, чего хотели добиться, посылая против нас ребёнка? Вероятно, для них это просто пушечное мясо, которое должно прикрывать другие действия, или мясо, от которого они просто хотят избавиться. Когда-то ветеран бригады «Восток» Хорват сказал, что лучшие солдаты — это те, которые идут на фронт, как на работу. Те, кто идёт, как на войну, чаще всего быстро гибнут. И на самом деле жизнь в окопах — это постоянная работа, где ваше рабочее место — это ваш дом, от которого зависит ваша жизнь. И в который в любой момент кто-то может бросить гранату».
«Хотелось бы, чтобы люди обращали больше внимания на нашу службу, — говорит Олег. — Побольше понимания того, чем мы здесь занимаемся, чем мы пожертвовали для того, чтобы они могли ходить в кафе, в театр, на работу».
«Я думаю, они об этом забыли, — добавляет Саша. — Когда-то, когда ты шёл в форме, люди тебя уважали — это было видно. Бабушки крестили спину, благословляли. Теперь этого нет, люди не понимают: если мы уйдём (а пока мы живы, этого не произойдёт), на наше место придёт кто-то другой, придут те, кто обстреливает их дома. И дело не в том, что власть просто изменится. Что они думают? Что вернётся Украина и они будут жить в шоколаде? Нет! Вполне возможно, что они вообще не будут жить. Для украинских фанатиков каждый житель Донбасса — пособник террористов, и они будут мстить, а нас уже не будет, чтобы их защитить. Этим мы здесь занимаемся — защищаем народ Донбасса».
Если прочитать вышесказанное, не зная Донбасса, не понимая его, может создаться впечатление, что всё неправильно: отвечать огнём нельзя, враг всё ближе, народ предпочитает пить кофе, а не поддерживать своих защитников, которым не хватает даже леса. На самом деле не всё так плохо, есть, однако, проблемы, и они немаленькие, о которых говорить надо, пока не слишком поздно. Однако возникает главный вопрос: почему в таких условиях кто-то вообще хочет ещё рисковать своей жизнью?
«Если ты мужчина, ты должен закончить то, что ты начал, — отвечает Саша. — Война закончится рано или поздно, и закончится только победой одной из сторон. Мы верим в то, что это будет наша победа».
Автор: Константин Островитянин