Войну в Сирии можно условно (в таком анализе всегда много условностей) разделить на несколько крупных составляющих, или же векторов, которые в этой военно-политической геометрии пересекаются друг с другом не далеко в бесконечности, а здесь и сейчас. Кто распутает этот клубок — одержит победу. Проблема лишь в том, что сам по себе этот клубок способен раздавить кого угодно.
Идеология и хлеб
Многие сирийцы негодуют, когда причиной и главной действующей силой гражданской войны посторонние комментаторы называют конфликт между религиозными общинами. Тем не менее противостояние значительной части суннитской общины с остальным миром вокруг для сотен тысяч сирийцев – ежедневная данность. Можно долго и академически выверенно рассуждать о том, каким образом одно из самых светских и толерантных государств Ближнего Востока оказалась на грани разрушения из-за религиозных распрей, но это случилось – и это трудно замолчать даже из соображений пропаганды. И пока не восстановлены прежние или не созданы новые принципы взаимоотношения общин, война в том или ином виде будет продолжаться.
Конечно, религиозная рознь — не единственная причина противостояния, начавшегося шесть лет назад. Налицо и демографические факторы, и внешнее влияние, и чисто личные причины отдельных лиц, и даже климатические условия. Но если параллельно с продолжением военных действий правительство в Дамаске не начнет искать решения ключевых проблем внутри сирийского общества — война будет продолжаться уже до бесконечности. Даже если выбить с территории Сирии всех джихадистов, они найдут способ вернуться и проявить себя, а так называемые умеренные продолжат создавать правительства в изгнании и прочие формы давления на Дамаск.
Еще год назад казалась весьма перспективной практика примирения с небольшими населенными пунктами, которые были втянуты в гражданскую войну в силу обстоятельств («все стреляли, и я стрелял»), и переселения крупных вооруженных формирований различных оппозиционеров из безнадежно окруженных позиций на север – в провинцию Идлиб. В первом случае тактика себя оправдала даже в отношении тех городов и местечек, которые взяли в руки оружие вполне осознанно. Но практика переселения привела к созданию «параллельной Сирии» — укрепленного и до зубов вооруженного региона практически без случайных людей, имеющего к тому же прозрачную границу с Турцией. То, что изначально казалось методом примирения, привело к еще одному фактору раскола, причем вполне осязаемому фактору, а не религиозно-догматическому или идейно-политическому. При этом удельный вес всех «умеренных», собравшихся в Идлибе, ничтожен по сравнению с джихадистами. А джихадисты традиционно быстро подминают под себя остальные группировки в силу разнузданной агрессивности в быту.
Активная борьба с пропагандой джихадизма, радикального ислама, откровенного сектантства на террористической базе (называйте как хотите) не ведется до сих пор. Большую отрицательную роль в этом сыграли ведшиеся еще года три назад разговоры о том, что ИГИЛ и прочие — явление социальное, чуть ли не чисто иракское и связанное в первую очередь с протестом бывших членов партии «Баас» против американской оккупации. Но это верно лишь отчасти, и кто там кого использовал – еще большой вопрос. Суннитские массы в ряде городов и других населенных пунктов активно поддержали тот образ жизни, который предлагали им джихадисты на занятых территориях, и благостный портрет «борцов с англосанксонской экспансией» быстро окрасился в черно-багровые тона, закончившись Мосулом, Алеппо, «Нуреддин аз-Зинки» и чудовищными сценариями казней. Как теперь вести себя с этими людьми – большой вопрос. Как в Мосуле, стреляя во все, что движется — это, конечно, не наш метод. Но правительство в Дамаске должно вынести практические уроки из простого факта: бывшее деревенское население, перебравшееся в крупные сирийские города в результате экономического кризиса и изменения климата, быстро теряет тот налет цивилизации, который привила им «людоедская династия Асадов» за полвека правления.
Сейчас Дамаск пытается решить базовую задачу — накормить их и построить им новое жилье. Недавно Башар Асад подписал бюджет на 2017 год — в номинальном исчислении рекордно большой. Где он возьмет такие деньги – другой разговор, но уже понятно, что в меньшей степени они пойдут на армию, а большей — на социальные нужды и восстановление разрушенного. Это обоснованный и по-человечески правильный шаг, но война расшатала основы сирийского общества. Этот процесс шел давно, примерно с 80-х годов, а открытое и разрушительное противостояние его довело до логического конца. И пока еще не ясно, что у Дамаска в приоритете – «добить гадину» или же создать некую «новую идею» для населения, разделенного на множество групп множеством линий.
Наступления ради объединения
В конце ноября три генштаба – сирийский, российский и иранский — начали консультации по планированию наступательной операции против крупного джихадистского гарнизона в провинции Идлиб. Ситуация там к настоящему моменту такова, что рассуждения о том, какая группировка как называется, за что воюет и к кому примыкает, утратили всякую актуальность. Весь 2016 год подобные академические изыскания были распространенным развлечением в экспертной среде, но уже к осени стало понятно, что всю эту братию пора грести под одну гребенку. А максимальная концентрация джихадистов и «умеренных» на один квадратный километр сейчас именно в Идлибе — и она должна быть сокращена. В этих рядах уже давно нужно было перестать выискивать персонажей «с хорошими лицами», демонстрируя тем самым «кухонную фронду» в отношении курса на поддержку законного правительства.
После Алеппо сирийской армией пройдена та фаза, когда военные действия в значительной степени определяются политическими обстоятельствами или тем, что за них выдавалось. Возможно, потребовалось внешнее давление на генштаб или хотя бы попытка объяснить, что в ближневосточных уловках Дамаск почему-то заведомо проигрывает своим противникам и неизбежно получает удар в спину. Неспособность противостоять антиасадовской пропаганде на внешнем рынке действительно приводила к потере темпа наступлений, неоправданным метаниям между различными целями и, как результат, потере в 2015–2016 годах нескольких драгоценных месяцев. Впрочем, сейчас время тратится именно на разработку операций, а не на внутренние споры.
Вторым фронтом станет направление Пальмира — Ракка. Но если с Пальмирой все более-менее понятно, удержать ее ИГИЛ объективно не сможет, то освобождение Ракки придется координировать с курдами – традиционно тяжелым партнером, и даже с американцами, новая линия поведения которых в регионе пока что не просматривается. Потребует ли это увеличения российского контингента, тоже пока нельзя спрогнозировать. Вполне возможно, что это мера излишняя, и достаточно использовать потенциал флота и дальней авиации непосредственно с территории России.
И главное — для сирийской армии изменился базовый принцип ведения войны. Теперь это не борьба с отдельными группировками различного этнического, религиозного или политического происхождения, а борьба за восстановление целостности страны, что уже не предусматривает списков «хороших» и «злых» оппозиционеров, а требует безусловного подчинения власти Дамаска. Это автоматически скажется и на изменении некоторых чисто военных обстоятельств, например тактике ведения боев, использовании авиации и артиллерии. Кроме того, сирийская армия серьезно изменилась за прошедший год, и параллельно с продолжением войны будет идти процесс ее дальнейшей перестройки, в частности формирование новых «номерных» частей, подтягивание ополченцев до уровня профессионалов и улучшение морального климата.
Американцы, турки, саудиты
В 2017 году логично было бы ожидать от Башара Асада постепенного свертывания всех программ по привлечению на свою сторону некоторых не совсем форматных союзников. В первую очередь речь идет о «Хезболле» и паре-тройке добровольческих подразделений из числа граждан других стран. Не обязательно шиитов, но даже в пропаганде «умеренных» (то есть не совсем уж джихадистов) шииты — как пришлые, так и местные – в последние пару месяцев превратились в демонов, а риторика в их адрес приняла почти расистский характер. Даже западные (не говоря уже о заливных) СМИ в последние дни битвы за Алеппо сменили мишень для критики – место саблезубых русских прочно заняли еще более саблезубые шииты. Договорились даже до того, что русские действительно хорошие, они хотя бы гуманитарные коридоры организовывают, кормят и согревают беженцев, а шииты гоняются за мирными гражданами, всех убивают – и вредят русским.
Правда, собственное шиитское население Сирии никто не отменял. В окружении в провинции Идлиб и даже у Ракки остаются несколько крупных шиитских населенных пунктов, которые уже не первый год выживают без какой-либо помощи правительственной армии в абсолютно враждебном окружении. И та же «Хезболла», не говоря уже о шиитских частях правительственной армии, не успокоится, пока не снимет осаду с этих городов. Только после этого «Хезболла» вернется в Ливан, чем вызовет всплеск негодования со стороны Израиля. Тель-Авиву выгодно удерживать «Хезболлу» на сирийских фронтах любыми средствами, и ради этого он пойдет на любые меры. Именно поэтому российско-израильские переговоры всегда идут так странно и неоднозначно, несмотря на, казалось бы, наличие естественного общего врага. Израиль не заинтересован в распаде Сирии, но и «Хезболла» под боком — хуже некуда.
Что до Ирана, он понес очень большие потери в нескольких тяжелых операциях за последние три года, но за счет этого получил огромный опыт. Его интересы в этой войне не только практические и тем понятные, но и куда более идейны, чем может показаться на первый взгляд. Противостояние со странами Залива, с их идеологией и религиозной практикой носит внеисторический и внеполитический характер. И надо понимать, что Иран втянут еще и в войну в Йемене с точно такими же идейно-политическими установками, и с обоих фронтов он просто так не уйдет. Эти конфликты носят для Тегерана чуть ли не цивилизационный характер, а все остальные обстоятельства – лишь элементы сиюминутной тактики.
В целом можно предположить, что война в Сирии сохранит примерно тот же характер, что и в 2016-м, но с изменением географии и деталей боев. Клубок противоречий вряд ли будет распутан, более того, некоторые его «нити» запутаются еще больше. Другое дело, что в 2017 год Дамаск вошел победителем, а общий внешнеполитический фон стал постепенно меняться в его же пользу. Но если от этого кому-то и станет легче, то лишь ненамного. У правительства появится новая задача – восстановление разрушенного государства и налаживание новых социальных и межэтнических связей.
Ждать же глобального внутрисирийского урегулирования пока что слишком оптимистично, даже несмотря на то, что крупные игроки уже начали задумываться о будущем обустройстве послевоенной Сирии, и то, что накануне Нового года было заключено перемирие между правительственными войсками и оппозицией. Это далеко не первое соглашение и, к сожалению, вряд ли последнее. И то, что ряд оппозиционных группировок подчеркнули приверженность режиму прекращения огня даже в отношении террористов (в первую очередь, пресловутой «ан-Нусры»), подтверждает обоснованность осторожной оценки: террористы останутся частью боевых действий вне знависимости от их желания или желания других игроков, таким образом, на ряде участков фронта прекращение огня является временным просто по-определению. С другой стороны, такой подход поможет Генштабу Сирии сконцентрировать усилия на террористических направлениях, некоторое время не отвлекаясь на оппозиционные, что действительно поможет сократить дистанцию до установления прочного и всеобъемлющего мира, в рамках которого одни стороны вынужденно приняли долгосточный компомисс, а другие попросту уничтожены, либо же ослаблены настолько, что более не могут претендовать на значимую роль. А то, что части антиасадовских группировок перемирие нужно исключительно для того, чтобы перегруппироваться и собраться с силами, можно даже не уточнять: из этого изначально исходят абсолютно все. Наивные тут не выживают, а случайных давно нет – не первый год воюем.
Автор: Евгений Крутиков