Переговоры Владимира Путина с Ангелой Меркель и Эммануэлем Макроном стали одновременно неожидаемыми и ожидаемыми. Точные сроки состоявшейся во вторник видеоконференции заранее не назывались — но украинский президент Зеленский уже три недели говорил о своем намерении провести встречу в "нормандском формате".
Путин не общался с Меркель и Макроном меньше трех месяцев — но за время, прошедшее с их телефонных переговоров в начале января (один на один, а не на троих), ситуация обострилась не только в Донбассе, но и в отношениях Запада и России в целом. Хотя, казалось бы, куда уж обостряться — но вступление в должность Байдена и реакция Европы на замену условного приговора Навальному на реальный показали новые глубины падения.
В Москве стали прямо говорить о том, что отношения с Евросоюзом заморожены — и не по нашей вине и инициативе. При этом и Европа в целом и лидеры отдельных государств в частности в реальности не могут себе позволить поставить отношения с Москвой на паузу — наоборот, им, исходя из собственных интересов, в том числе и внутриполитических, нужна активная восточная политика (не говоря уже о взаимодействии с Россией по различным региональным кризисам). Но как ее проводить без переговоров?
Вот и поговорили — причем сразу на множество тем. От Украины до Ливии, от российских вакцин до Ирана. Не забыли Навального и Лукашенко. Ни по одному пункту никаких прорывов нет, да и быть не могло — даже сообщение о работе над регистрацией и производством "Спутника V" в ЕС было вполне ожидаемым. Потому что тут у Европы есть конкретный интерес и возможности что-то решить — а вот по другим темам нет возможностей (Иран) или желания (Украина).
Уже не в первый раз Макрон и Меркель хотели, чтобы Россия "взяла на себя твердое обязательство по стабилизации режима прекращения огня на Украине и выработке выхода из кризиса при соблюдении Минских соглашений", и предлагали Путину встречу в "нормандском формате" с участием Зеленского. Перспектив у такой встречи пока что ноль — тем более что в ответ Путин выразил "серьезную озабоченность в связи с провоцируемой Украиной эскалацией вооруженного противостояния на линии соприкосновения". Принуждать Украину к прямому диалогу с Донбассом и конституционной реформе Берлин и Париж не готовы — а без этого никакого прогресса в урегулировании не изобразишь. Впрочем, спекулировать на тему новой войны в Донбассе Киеву теперь будет сложнее — Макрон и Меркель, по идее, должны доходчиво объяснить Зеленскому, что таким образом Путина к переговорам не склонить.
Не задался и разговор на белорусскую тему — на попытку обсудить с ним вопросы "общенационального инклюзивного диалога и свободных выборов" Путин отметил недопустимость внешнего вмешательства во внутренние дела суверенного государства.
Это же подразумевалось и при обсуждении "положения господина Алексея Навального" — когда Меркель и Макрон "обратили внимание президента Путина на необходимость соблюдения его прав в соответствии с Европейской конвенцией о правах человека и на сохранение его здоровья". Трогательная забота о здоровье того, кто воспринимается в России не иначе как человек, работающий на внешние интересы.
История с Навальным и так уже сказалась на отношениях России и Европы — но готовы ли европейцы к тому, чтобы и дальше использовать эту тему для поддержания дополнительной напряженности? Понимают ли они, что никаких так называемых уступок по этому вопросу не будет — а в качестве инструмента давления на Путина тема Навального не просто бесполезна, но и контрпродуктивна? Ведь понятно же, что Россия не допустит никакого вмешательства в свои внутренние дела — в том числе и через кампанию вокруг Навального.
При этом ключевой формулировкой с переговоров стало заявление Путина о том, что мы готовы к "восстановлению нормального деполитизированного взаимодействия с ЕС, если к этому будет проявлена встречная заинтересованность". Да, деполитизированное — то есть без вот этих примитивных приемов давления и манипуляций: "что там у вас с Навальным?" Мы же не лезем в ваши внутренние дела — почему вы позволяете себе вмешиваться в наши? Все просто — было бы желание, будет и диалог.
Проблема, впрочем, в том, что говорить, по большому счету, не с кем. Нет, не после смерти Ганди — а в нынешней европейской ситуации. И тем более в случае с Меркель и Макроном. Они абсолютно не способны решать (да хотя бы пытаться) стратегические вопросы — их беспокоят внутренние дела. Осенью Меркель сдаст пост канцлера — но немецкие политические расклады становятся все более запутанными, и сейчас ее больше всего волнует, как бы передать власть своему однопартийцу или хотя бы союзнику из партии баварских христианских социалистов. А Макрону следующей весной предстоят труднейшие президентские выборы, на которых ему вовсе не гарантировано переизбрание — и противостоять ему будет не просто оппозиционная, а контрэлитная Марин Ле Пен.
И это не говоря уже о геополитической слабости ЕС в целом и Германии с Францией в частности. Да, позиция Германии по "Северному потоку — 2" не зависит от фамилии канцлера — защита газопровода отвечает немецким геополитическим интересам. Но разве отвечает им поддержка англосаксонской игры с Украиной, обещание ее евроинтеграции и атлантизации? Конечно, нет — но противиться ей ни Берлин, ни Париж не в состоянии. А ведь без решения украинского вопроса отношения Европы с Россией всегда будут уязвимы для влияния атлантистов — то есть Москва всегда будет воспринимать европейских лидеров в лучшем случае как несамостоятельных политиков, как людей с ограниченными геополитическими возможностями и ослабленным суверенитетом.
И тут никакой наш "Спутник V" им не поможет — потому что у нас есть иммунитет к внешнему вмешательству (приобретенный, точнее, восстановленный, не так давно — впрочем, очень дорогой ценой), а у европейцев он критически ослаб. Но никогда не поздно собраться с силами и заняться своим здоровьем — главное, перестать делать вид, что не знаешь свой диагноз.