Традиционная стратегия основывалась на философии Карла Клаузевица, в центре которой была борьба между государствами или их коалициями. Она построена на принципе этатизма.
В условиях глобализации, стирания госграниц и подчинения национальных интересов глобальным прежняя военная стратегия уступила место новой, единица ее измерения – регион.
Провоцирование этнических, этнорелигиозных и миграционных конфликтов направлено на переформатирование регионов и превращение их в агосударственные образования.
Достаточно вспомнить названия западных военно-стратегических проектов: «Большой Средний Восток», «Большой Кавказ», «Большая Средняя Азия», «Большая Европа», «Киевская Русь». Ту же цель можно достигнуть, выделяя и объединяя этнические группы, расположенные на территории разных государств.
Новые варвары
Субъектами войны в новой стратегии выступают разного рода субгосударственные структуры. Переход региона на архаичные родоплеменные отношения (по сути догосударственное устройство) позволяет легко подчинить его. Конечная цель стратегии – создание условий для глобализации.
Известный американский публицист Пол Крейг Робертс пишет, что США планируют нанести ядерный удар по России, считая, что в итоге победят благодаря системам ПРО.
Но если рассуждать логически, Россия и Китай как возможные объекты ядерного нападения просто не станут дожидаться, пока США развернут свою ПРО в полном объеме. Им в этой ситуации выгодно ударить первыми. Но вашингтонское руководство не рассуждает логически.
Теория Клаузевица оказывается отторгнутой и в части, касающейся национального. Начатая Вашингтоном современная война ведется в интересах вовсе не США, но наднациональных структур, в целом глобальной корпорации, которая купила власть в странах Запада.
Президент Буш-младший в свое время заявлял, что война против террора является походом против зла. Здесь нет критериев победы, нет и не может быть стратегии выхода из войны кроме открытия нового поля боя.
Это иллюзорная, недостижимая цель. Как инструмент национальной политики война ограничена интересами государства. Но как инструмент глобальной политики она не ограничена ничем и обречена стать перманентной.
Упразднение национального свидетельствует о ее денационализации и приватизации. Яркое подтверждение – то, что субъектами ведения современной войны стали наемники из частных военных и разведывательных компаний. Они не заинтересованы в прекращении войны. Их интерес в ее глобализации. Для ЧВК чем больше войн, тем больше денег, там нет высоких национальных чувств. Они кочевники глобальной войны, новые варвары, одержимые жаждой добычи.
Но в условиях, когда вместо национальной армии используются прокси-силы (посредники) – транснациональные ЧВК или террористические сети и целью становится не защита государства, а глобальная экспансия, народ отчуждается от войны. Он перестает быть ее заинтересованным участником. И это тоже лишает войну перспективы победы, делая перманентной.
Подтверждением служат пентагоновские наставления для сил спецопераций по ведению иррегулярной, в том числе нетрадиционной войны.
Командование американских ССО определяет ее как действия с целью обеспечить условия для движения оппозиции или для восстания, чтобы силой сместить власть, расколоть или уничтожить правительство, действуя через или совместно с подпольными, наемными или повстанческими силами в зоне закрытого доступа. И таким образом достичь стратегических целей США.
Согласно этому подходу главным субъектом ведения войны является не американская армия, а подпольные, наемные или повстанческие силы, оппозиция. То есть государство-агрессор дистанцируется.
Так, «непосредственной угрозой агрессии против Российской Федерации могут признаваться действия иностранного государства (группы государств), совершенные в нарушение Устава ООН, общепризнанных принципов и норм международного права и непосредственно указывающие на подготовку к совершению акта агрессии против Российской Федерации, включая объявление войны».
Но наемники не армия, подчиненная стране. Тот, кто их направляет, действует в так называемой серой зоне. Здесь трудно установить факт подготовки к агрессии и непосредственную угрозу. То есть объявлять войну, как того требует международное право, в этом случае просто некому.
Режиссеры террора
Ночью 21 августа 2013 года по пригороду Дамаска Гуте были выпущены несколько ракет с боеголовками, содержавшими порядка 350 литров зарина. Пострадали сотни людей, среди них много детей. После трагедии США и Великобритания тут же обвинили во всем правительство Асада.
Из документа следует, что в 2012 году подписано секретное соглашение между администрацией Обамы, главами Саудовской Аравии и Катара о нападении на гражданское население с использованием зарина с целью обвинить во всем Асада, создать повод для интервенции ВС США и свержения режима.
В соглашении распределялись функции каждой из сторон. «Финансирование шло по линии стран-подписантов. ЦРУ совместно с MI6 отвечало за доставку химического оружия из бывших арсеналов Каддафи в Сирию».
Журналист-исследователь К. Леман, ссылаясь на достоверные источники, доказывает: «Высшие должностные лица США и Саудовской Аравии ответственны за применение химического оружия в Сирии.
Фактические данные прямо ведут в Белый дом к председателю Объединенного комитета начальников штабов М. Дэмпси, директору ЦРУ Д. Бреннану, главе саудовской разведки принцу Бандару и в Министерство внутренних дел Саудовской Аравии».
Обоснования непричастности правительства Сирии к химической атаке содержатся в опубликованном 14 января 2014 года докладе ведущих американских аналитиков Р. Ллойда (бывший инспектор ООН по вооружениям) и профессора Т. Постола. Они отмечают, что примененные снаряды были дальностью два километра, что совпадает и с заключением независимой экспертизы ООН.
Все приведенные источники свидетельствуют о том, что правительство США так же, как и перед войной в Ираке, лгало, чтобы оправдать нападение на Сирию и повторить там ливийский сценарий.
Линия фронта
Так выглядит война, не соответствующая классической стратегии ведения и требующая иных подходов. «Это искусство изменения в свою пользу баланса власти», – констатируетЛ. Фридман в работе «Стратегия: история», написанной на основе синтеза военных, социальных наук и теории управления.
Руководство США свело стратегию к искусству создания глобальной власти в интересах транснациональной элиты, контролирующей Вашингтон.
Этому препятствует Россия. Отсюда объяснимо, почему в Стратегии национальной безопасности США-2015 17 из 18 упоминаний термина «агрессия» относятся к нашей стране.
Примером такого подхода может служить статья Дж. Фридмана, председателя и основателя американо-израильского центра Stratfor, считающегося в Америке ведущей геополитической, разведывательной и консалтинговой фирмой.
Аналитик пишет о необходимости создания новой стратегической карты, которая объединяет в единое целое две войны – на Украине и в Сирии-Ираке.
На первом плане – дестабилизация обстановки в регионе и одновременно отрыв расположенных здесь стран от Москвы, в том числе и через инспирирование конфликтов.
Американская же стратегия на Украине повторила стратегию в Сирии-Ираке.
Первое – Вашингтон использует посредников (прокси).
Второе – он обеспечивает материальную поддержку.
Третье – избегает прямого военного вмешательства.
Эта стратегия исходит из того, что противник неспособен на решительное наступление, а если он и начнет, его можно будет подавить с помощью военно-воздушной мощи».
При всей сомнительности этого тезиса стоит отметить, что американская стратегия основана на определенных установках, которые следует принимать во внимание, чтобы избежать ошибок.
«Критически важным для США является создание единого интегрированного плана, который учитывает наиболее насущные вызовы. Такой план должен начинаться с определения театра военных действий, географически взаимосвязанного, чтобы дать возможность осуществить интегрированное политическое маневрирование и военное планирование…
Принципиально важно научиться думать в понятиях единого оперативного центра тяжести. Для меня все более очевидно, что таким центром тяжести является Черное море».
Если исходить из этого, конфликт в Новороссии не останется замороженным. Назначение генерала Абизаида советником на Украине тому подтверждение. Конфликт разморозят, когда будут созданы условия, гарантирующие достижение намеченных целей.
Следуя логике глобальной стратегии и интеграционного подхода к войне против России,Фридман предлагает рассматривать как единый ТВД не только Ближний Восток и Украину, но и регион, объединяющий Румынию, Венгрию и Польшу.
Он считает, что американская стратегия должна уйти от рассмотрения этих театров как независимых и объединить их как отдельные аспекты одного и того же театра – Черноморского. «Когда мы посмотрим на карту, то увидим, что Черное море является организующим принципом этих пространств.
Оно образует южную границу Украины, европейской части России и Кавказа. Все это пересекается с джихадистами и Ираном. Северная Сирия и Ирак находятся на расстоянии менее чем 650 километров (400 миль) от Черного моря…
Первым шагом к созданию такой объединенной стратегии является составление карты, которая позволяет мыслить в терминах единства сил, а не их разделения, единой поддержки, а не ее дезинтеграции. Она также позволит воспринимать региональные взаимоотношения как часть общей интегрированной стратегии».
Они рассматриваются в единстве, так как первая без второго имеет маленький вес. А Азербайджан приобретает значение «восточного якоря Большого Черного моря». Отсюда любая провокация, например в Нагорном Карабахе, может служить дестабилизации всего региона.
В стратегии Большого Черного моря ключевое значение для США приобретают Турция и Румыния. Что касается первой, имеющей интересы во всем бассейне – в Сирии, Ираке, на Кавказе, в России и на Украине, она становится одним из незаменимых американских союзников. Такой союз не нужно путать с межнациональным, то есть межгосударственным альянсом, где каждая страна сохраняет пусть частичное право на суверенность.
В этой объективной несовместимости кроется причина кризиса американской стратегической мысли, который превратил саму армию США в прокси-силу глобальной элиты.
Иными словами, речь идет о добровольном отказе Соединенных Штатов от военно-стратегического суверенитета.
Нам же необходимо, сохраняя приверженность государственническим устоям нашей военной стратегии и национальным интересам, учитывать новые подходы и делать соответствующие выводы.