Накануне очередной годовщины со дня рождения великого украинского поэта Тараса Шевченко власти в Киеве вновь отличились.
По всем чиновникам Украины разослан циркуляр. Срочно перед д.р. Тараса Шевченко (9 марта) выучить его стихи и читать на камеру… Чиновники тужатся, боятся, в недоумении. Но надо! Так что скоро ждите новых забавных видео в Ютюб!». Вообще, в последние три года «украинский вопрос» в политической жизни приобрёл особую остроту. Это связано как с огромным значением Украины для русской истории и экономики, так и с чисто эмоциональным настроем — сложно оставаться абсолютно равнодушным, когда в доме ближайшего родственника бушует пожар.
Впрочем, находятся и такие, кто отрицают степень родства двух народов, взаимную важность их отношений и даже существование собственно украинцев или русских. фото © РИА Новости. Григорий Василенко Их «откровения», растиражированные средствами массовой информации и социальными сетями, лишь усиливают взаимную неприязнь, давая возможность радикальным националистам говорить: «Вот видите, "они" хотят уничтожить наш народ, единственная защита от захватчиков — это мы».
Но нужно ли давать им руки такой неубиенный козырь? Утверждать, будто украинцы появились на этой земле сто лет назад, лишь благодаря большевистскому «курсу на украинизацию» и созданию Украинской ССР — в высшей степени легкомысленно. Не были они рождены и польской интригой, что утверждается в оппонирующей украинским националистам литературе, как и не являлись украинцы исконными обладателями южнорусских лесов и степей, что пропагандируют местные учебники истории (трубящие о происхождении Украины сразу от трипольцев).
Впрочем, подобное нахальство мы можем наблюдать повсеместно: от египетских арабов, приписавших себе историю Древнего Египта, к которой не имеют ровным счетом никакого отношения, до современных итальянцев, генетическое родство которых с древними римлянами чрезвычайно сомнительно. Подобной постсоветской беллетристикой была сознательная подменена и исторически выверенная и признанная научным сообществом теория о разделении древнерусского народа в 14-16 веках на три родственных ветви. А именно русский, украинский и белорусские народности, отличавшихся друг от друга языковыми особенностями, значительное время жившими в разных исторических условиях и в середине XVII века вновь объединённых в единое государство.
Этот опыт раздельной жизни — от периода распада Древней Руси до воссоединения Украины с Россией — был достаточен, чтобы в Южной Руси сформировалась особая региональная элита, чётко осознающая собственные экономические интересы. Но этот срок оказался недостаточен для того, чтобы навсегда забыть своё древнерусское происхождение и родственность двух единоверных народов. Украинские казацкие старшины, подчеркивая своё благородное происхождение, называют себя польским словом «шляхта», но при этом остаются «русскими людьми».
Эта двойственность, которую мы можем наблюдать уже в документах эпохи Богдана Хмельницкого, определяла и определяет особенности политической жизни на Украине. Здесь всегда подчеркивали преемственность местной традиции от древнего Киева и особое значение этих земель для русской государственности. То, что из Москвы или Петербурга часто представлялось рядовой провинцией огромной Империи, местной элитой виделось как надругательство над бережно хранимыми традициями.
И. Кропивницкий Малороссия, как известно, подразумевает не малость географических размеров, но особую ценность колыбели, уникальность «малой родины» всего восточнославянского народа и государства. Потому малороссы чужды унификации, она определяется ими как незаслуженная обида. На этом основании и украинская шляхта всегда требовала особого к себе отношения — в разное время это были и таможенные льготы, и особенности военной службы, и монопольные доходы, например, от винокурения.
Она хотела и периодически добивались удобной для себя автономии в различных вопросах, а когда не получалось — вспыхивала недовольством и бунтами. Не счесть казацких восстаний против польской, а позже и российской власти. Не отсюда ли идёт анархическое бурление украинской политики, её извечное желание к кому-нибудь приткнуться, однако на особых условия?
Особые условия для украинской шляхты после многих десятилетий доставляемого Малороссией беспокойства определила, наконец, Екатерина Вторая. В обмен на принудительную ликвидацию вооружённых подразделений, то есть казачества, казацкая старшина массово наделялась льготами коренного русского дворянства — громкими титулами и тысячами крепостных.
До того это был удел немногих украинцев — от Разумовских до Безбородко. Ход Екатерины был практически беспроигрышным: быстро переодевшись из шаровар в армейские мундиры, вчерашние коноводы и хуторяне широким потоком влились в служивое русское дворянство, порою вызывая своими новоприобретенными титулами немалую иронию. Это о них писал Пушкин, подчеркивая благородство своего собственного происхождения:
Не торговал мой дед блинами,
Не ваксил царских сапогов,
Не пел с придворными дьячками,
В князья не прыгал из хохлов…
Кроме угадываемых намеков на Меншикова, Разумовского и Кутайсова (камердинера Павла Первого), речь идёт именно об украинской безродной шляхте. Многовековое русское дворянство могло принять в свои ряды наследников Рюриковичей и других благородных фамилий, ведущих — наряду с ними — происхождение от исконной Руси. Но хлынувший с густонаселённой Украины поток купивших на доходы от винокурения дворянские метрики провинциалов вызывал смех.
Малороссийские помещики вновь невольно оказались замкнуты в своём кругу и предоставлены воспоминаниям о былой славе. Начали появляться учёные трактаты на тему славного прошлого Малороссии (Дмитрий Бантыш-Каменский), попытки будничный язык простонародья привести в некую литературную форму (Иван Котляревский), рождался особый малороссийской театр.
Великолепным знатоком романтического малороссийского стиля был Николай Гоголь, через которого всё вышеозначенное щедрым потоком хлынуло в русскую культуру, вызывая восторг Пушкина, восхищение Аксакова и обожание Шевченко.
Гоголь украинский язык не просто знал, но щедро вводил его в речь своих литературных персонажей, подчеркивая их особенность и определённое отличие их речи от общерусского языка. Более того, Николай Васильевич украинским языком и сам охотно пользовался. Вот, например, его письмо от 1837 года к приятелю-земляку Богдану Залесскому:
«Дуже — дуже було жалко, що не застав пана земляка дома. Чував, що на пана щось напало — не то сояшныца, не то завійныця (хай їй прыснытся лысый дидько), та тепер, спасибо богови, кажут начей-то пан зовсим здоров. Дай же боже, щоб на довго, на славу усій козацкій земли давав бы чернецького хлиба усякій болизни и злыдням. Та й нас бы не забував, пысульки в Рым слав. Добре б було, колы б и сам туды колы-небудь прымандрував. Дуже, дуже блызькый земляк, а по серцю ще блыжчый, чим по земли. Мыкола Гоголь.»
Мешает ли факт украиноязычия быть Гоголю великим русским писателем, русским украинцем? Конечно же, нет, ибо Русское и Украинское не враждебное, но друг другу родственное и единокровное, что Николай Васильевич своими трудами неустанно доказывал.
За что нынешние украинские националисты его отчаянно цензурируют (особенно достаётся монологу Тараса Бульбы) и преподают в школах исключительно в украинских переводах. Казалось бы, им милее Тарас Шевченко, яростный порыв молодой поэзии которого включал в себя не только юношескую революционность, но даже элементы излюбленной ими ксенофобии. Но и с Шевченко тоже всё неоднозначно.
Широко известно, что свой личный дневник Тарас Григорьевич вёл на русском языке, но показательна в данном отношении и его переписка с друзьями. Вряд ли поэт прошёл бы сегодня сквозь мелкое сито майданного «патриотизма» — слишком много в его переписке «русизмов», да и обычные русские слова Тарас Григорьевич охотно использует в общении — не придумали для них ещё непонятный галичанский эквивалент. И вообще — слишком легко поэт может играючи перескочить в одном письме с украинского на русский и наоборот.
Украинское почти было всегда рядом с русским: я помню, как удивился мой приятель, увидев на Братском кладбище Севастополя старые, ещё дореволюционные мемориальные доски, в честь боевых соединений, оборонявших Севастополь во время Крымской войны 1853-1856 годов — многие из них были с приставкой «Украинский». А ведь это времена Гоголя и Шевченко, задолго до большевиков. И не большевики ввели в русское общество повальную «хохломанию», то есть моду на все украинское, охватившую территорию Империи в последней трети XIX века.
Это была массовая разночинская тяга интеллигенции к народу, оформленная под изучение и популяризацию народного говора (а в идеале и собственное владение «народным языком»). В том же ряду и критический реализм тогдашней русской литературы, и обличительный пафос картин передвижников, и яростная борьба народовольцев. По сути, «хохломания» стала одной из форм интеллигентского самовыражения и заискивания перед толпой всяческих борцов за «народное счастье».
«Хохломания» доходила до того, что вменяемому человеку и слова против неё нельзя было сказать, потому как рисковал наткнуться на раздражение «прогрессивной общественности». Вот литературный критик Алексей Плещеев в 1888 году пишет Антону Чехову резкое письмо: «…В Вашем рассказе Вы смеетесь над украинофилом, "желающим освободить Малороссию от русского ига"… Украинофила в особенности я бы выкинул.
Верьте, что это бы не повредило объективизму повести. (Мне сдается, что Вы, изображая этого украинофила, имели перед собой П. Линтварева)». Обескураженный Чехов возражает: «Украйнофил не может служить уликой. Я не имел в виду П. Линтварева, Христос с Вами! Павел Михайлович — умный, скромный и про себя думающий парень, никому не навязывающий своих мыслей.
Украйнофильство Линтваревых — это любовь к теплу, к костюму, к языку, к родной земле. Оно симпатично и трогательно. Я же имел в виду тех глубокомысленных идиотов, которые бранят Гоголя за то, что он писал не по-хохлацки, которые, будучи деревянными, бездарными и бледными бездельниками, ничего не имея ни в голове, ни в сердце, тем не менее стараются казаться выше среднего уровня и играть роль, для чего и нацепляют на свои лбы ярлыки».
Увы, цепляющих на лоб ярлыки становилось всё больше. Из переживающих за судьбу народа российских социал-демократов, словно из гоголевской «Шинели», вышли и украинизаторы-большевики, и националисты-украинизаторы. Огромная масса украинских революционеров (Скрыпник, Шумский, Петлюра, Винниченко и прочие) может несколько и различались идеологически, но их объединяла неисправимая вера в социальную инженерию, в том числе, и возможность быстро перелицевать народную память — в новых исторических условиях сделать то, что не смогли в своё время сотворить с малороссами татары и ляхи.
Разномастные социалисты вознамерилось переделать миллионы русских людей в украинцев и страшно удивились, что им это не удалось (и толком не удаётся до сих пор). «У каждого народа есть свои особенности, свои достойные черты. Но люди, захлебывающиеся слюной от умиления перед своим народом и лишенные чувства меры, всегда доводят эти национальные черты до смехотворных размеров, до патоки, до отвращения, — писал очевидец петлюровщины великий русский писатель и киевлянин Константин Паустовский. — В первые дни петлюровской власти опереточные гайдамаки ходили по Крещатику со стремянками, влезали на них, снимали все русские вывески и вешали вместо них украинские… Петлюра привез с собой так называемый галицийский язык — довольно тяжеловесный и полный заимствований из соседних языков. И блестящий, действительно жемчужный, как зубы задорных молодиц, острый, поющий, народный язык Украины отступил перед новым пришельцем в далекие шевченковские хаты и в тихие деревенские левады…».
Украина и украинский язык не есть выдумка большевиков. И не с украинским языком надо воевать, и уж точно не с украинским народом, Гоголем или Шевченко, ибо все они — наши. Надо гнать тех, кто снова поднял на щит социал-националиста Петлюру и его наследника национал-социалиста Бандеру. «Украинский вопрос» не сенсация и не внезапность, он возникал перед Империей неоднократно — и при Мазепе, и при Екатерине, и во время революции.
Однако не всегда возникающий вопрос есть исключительный результат чьей-то злой воли, но он всегда плод особых и меняющихся условий развития большого региона. Учитывать и понимать это — путь к настоящей победе. Отрицание самого факта наличия многомиллионного родственного народа — ведущее к поражению доктринёрство. Тем более что русскими бывают не только украинцы, но и все народы великой Русской цивилизации.