"Революция 1917 года очистила наш язык от таких унижающих человеческое достоинство слов, как жид, малоросс, инородец, проситель, простонародье, прислуга, лакей, мужичьё и т. д. Из действующих они сразу же стали архивными. Исчезли самоеды и сарты, то есть те презрительные клички, которыми в самодержавной России именовались ненцы и узбеки. А вместе с ними и такие подобострастные формулы, утверждавшие неравенство людей, как милостивый государь, господин, ваш покорный слуга, покорнейше прошу, покорнейше благодарю, соблаговолите, соизвольте, извольте, честь имею быть и т. д. А также: ваша светлость, ваше сиятельство, ваше благородие, ваше высокопревосходительство и т. д. Уничтожено унизительное слово прошение. Вместо чернорабочий стали говорить разнорабочий…"
Ну, а контрреволюция 1991-го и последующих годов, как водится, постаралась по мере сил вернуть всё "на круги своя".
Уже в начале 90-х воскресли феодальные титулования. В церкви они не исчезали и в советское время, от "Его Святейшества" до "Его Высокопреосвященства". А тут стали множиться и разрастаться, обычных священников тоже начали именовать "Вашими Преподобиями".
Двинулись титулования и в светскую, государственную жизнь: судей стали официально именовать "Ваша Честь", а в Конституционном Суде – "Высокий Суд". Но до сих пор простые люди норовят в наших судах обратиться к председательствующему "товарищ судья!" Кто-то стыдливо допускает это – но иные дамы в мантиях "от кутюр" и в выставленных на всеобщий обзор перстнях с бриллиантами резко обрывают этот бесящий их анахронизм.
Очень характерной стала и замена привычного в СССР выражения "медицинская помощь" на "медицинские услуги". В этом изменении, пожалуй, как в капле воды отражается вся суть насаждаемой буржуазией бесчеловечности. Ведь отказать больному в медицинской помощи, если у того нет денег – смертный грех. А в "медуслуге" на том же основании – святое дело! Какие еще услуги могут быть для всяких нищебродов?
Одним из самых прекрасных слов, которые ввела в обиход революция, было слово "товарищ". Уже после Февраля 1917-го его применяли едва ли не ко всем, кроме бывших царя и царицы. Американский журналист Джон Рид описывал такой случай: "Дама одного из моих приятелей однажды в полдень вернулась домой в истерике: кондукторша в трамвае назвала её "товарищем"!"
Ну, а характерным маркером контрреволюции 1991 года стало возвращение слова "господин". Читатель либерального журнала "Огонек" П. Негретов в 1991 году на его страницах призывал побыстрее внедрять это обращение:
"Удобней всего начать там, где живут по приказу, по уставу – в армии. "Господин лейтенант!" – как прекрасно это звучит и как благотворно действует на обе стороны: и на того, кто обращается, и на того, к кому обращаются... Вместе с восстановлением частной собственности старые обращения вернут нам утраченное чувство собственного достоинства".
Ага, конечно... Уже в 1992 году, в период гайдаровского "освобождения цен", народ прокомментировал этот реакционный переворот в языке язвительной частушкой:
Были мы товарищи.
А как кончилась еда,
Сразу стали господа!
И тут тот же подтекст – разве можно предать, обмануть, обобрать товарища? Да, в жизни все бывает – но предавший товарища уже сам для себя и для окружающих становится предателем. А обманувший или обокравший господина – молодец, герой!
Кто знает, возможно, в будущем историки языка тоже напишут тома подробных исследований о всей той словесной мерзости, которую внесла в жизнь бывшего СССР контрреволюция.
Ведь слово – это семя, из которого в дальнейшем вырастает дело. "Как назовешь корабль – так он и поплывет". И нынешняя политика переименований, куда вошли и эти медицинские, и образовательные услуги, и "господа", и "нищеброды" – пустила наш корабль, как уже показала жизнь, в плохую сторону.
Александр Майсурян