Или, скажем, Фрэнсис Фукуяма. Когда-то, 25 лет назад, он заявлял, что после падения Берлинской стены история раз и навсегда закончилась, потому что Запад и его ценности победили по всему миру и уже нет никого, кто бы мог против них выступить. Но сегодня тот же Фукуяма констатирует, что западные институты распадаются потому, что в саму систему верит все меньше людей.
А, например, Андерс Фог Расмуссен, еще недавно возглавлявший НАТО, в небольшом видео, которое появилось на фейсбуке, выражает свой неподдельный ужас от избрания Трампа, потому что с его приходом якобы настал конец НАТО, ЕС, США и всевозможных других «наших» аббревиатур. Кстати, после ухода с поста главы альянса Расмуссен создал «консалтинговую компанию» под скромным названием Rasmussen Global, и, например, на обедневшей Украине ему удается «консультировать» так, что за одну часовую лекцию о будущем Запада, то есть об аббревиатурах, которым угрожает опасность, и мантрах демократии, правах человека и свободах, ему готовы платить 140 тысяч долларов. Уже это само по себе, конечно помимо тех двух кандидатов, которые по идее воплощают все лучшее, что может выбрать из своих рядов более чем трехсотмиллионный американский народ, можно считать доказательством полного упадка.
Нет сомнений в том, что Запад погибнет. Освальд Шпенглер сказал об этом еще 100 лет назад, а Сэмуел Хантингтон, как и многие другие, то же подтвердил в 90–х годах прошлого века. Все цивилизации, которые доминируют среди мировых систем, рано или поздно гибнут, так что вопрос только в том, когда именно и как свое влияние и значимость утратит «наш» Запад. Его конец, казалось, был близок во время экономического кризиса в 30-е годы прошлого века, потом — во время Второй мировой войны, после которой многие думали, что все закончится ядерным катаклизмом. И вот, после непродолжительного перерыва, эта жуткая перспектива возникает вновь.
А ведь Запад по-прежнему жив, пусть зачастую только благодаря рекламному лоску, и кроме того, никто уже на самом деле не знает, по какой таинственной причине он все еще дышит. Вероятнее всего, разгадка кроется где-то внутри каких-нибудь огромных компьютеров, которые неустанно рассчитывают всевозможные задолженности и генерируют странную статистику о реальности, которую глазом не увидеть. У сотрудников Bank of America, кстати, недавно уже сдали нервы, и своим клиентам они разослали предупреждение: якобы велика вероятность того, что на 50% мы живем в матрице. Серьезно.
Например, в Испании народ в скором времени отправится на парламентские выборы уже в третий раз подряд, потому что после двух предыдущих голосований не удалось поделить власть. Но в принципе это общеевропейский синдром: левые и правые образуют безыдейную массу где-то посередине. Так что слева оказывается пустота, а справа во времена глобализации нарастает национализм.
Демократическому процессу и его протагонистам уже как будто нечего предложить. А что, если однажды на выборы придет один-единственный убежденный избиратель, который еще полагает, что выбирать есть из кого, и вполне демократическим путем решит участь всех нас?
В подобной матрице Запад, разумеется, может жить вечно — достаточно просто игнорировать все «попорченное». Государство шпионит за вами? Если вы ничего не совершили, вам нечего бояться. Государство ограничивает ваши свободы? Господи боже, вас это действительно беспокоит? Государство потакает транснациональным концернам, спасает банкиров или проводит миграционную политику Брюсселя, забывая о своих бедных и слабых гражданах? Будьте гуманистами, а не эгоистами, черт побери! Государство хочет строить на границах заборы? Хороший забор способствует добрососедским отношениям!
А если вы не согласны с принципами американской исключительности в том виде, в котором их определил Гленн Гринвальд (во-первых, наши убийства лучше их убийств, во-вторых, то, что мы делаем, нельзя назвать терроризмом, в-третьих, военные преступления совершает только враг), то вы русский агент…
В дефектах нашей современности можно копаться долго. Или можно просто допустить, что Запад уже умер. И в матрице дело начинает пахнуть керосином.