Из детства

Время великих открытий и немыслимых свершений. Время мечтать и любить. Плакать и хохотать, и в обоих случаях от счастья. Как сладко окунаться в эти воспоминания – ДЕТСТВО!

Когда жизнь перетекает в период мудрости и отстраненного понимания – мы уже не ставим диагнозы и не вешаем ярлыки. Чаще всего, мы хотим просто зафиксировать, больше для себя, радость прожитых моментов. Поделиться этими мгновениями с людьми близкими. Передать частичку приобретенного опыта своим детям – это не самоцель, а желание продлить что-то важное в отношениях. Дать им возможность не повторить наших ошибок.

Или все-таки насладиться теми моментами вновь?

* Перебираем семейные фотографии – я, мама и бабуля. Бабушка работала воспитателем в детском саду, и было много фотографий «парадных». Бабушка достала одну из них – ей там лет 40-45, может, в белой блузочке, с брошью, и говорит: «Помру – на памятник мне вот эту карточку сделаете».

На что мама фыркнула и сказала: «Не говори ерунды при ребенке».

Ребенок, то есть я прислушался к разговору и через пару минут, когда на страницах альбома возникла фотография ну, очень нарядной моей бабушки, заявила: «Ну, тогда лучше вот эту»!

- На памятник,- отвечаю.

Почему они смеялись?

Бабушка и дед выращивали кур. Весной покупали цыплят, держали их в доме какое-то время, в ящике - Север, знаете ли, - и потом подросших, перемещали в сарай на короткий летний сезон. Иногда цыплята болели, и бабушка заворачивала их в кусок ткани и складывала на перевернутую крышку теплого чайника. Наверное, что-то знала, про такой способ лечения.

И вот они с дедом ушли в кино. В клуб имени Гагарина, в жилом поселке авиаторов. Ну, а мы с соседской девочкой проверяли, как чувствуют себя цыплята, и один показался нам уж очень больным.

Мы зажгли огонь газовой плиты, поставил на огонь чайник, перевернули крышку и положили цыпленка. Чтобы погрелся.
Почему-то вскоре он перестал дышать.

Выключили огонь, пошли в клуб. Попросили билетера позвать бабушку и деда, Представляете, да? Кинозал, ну может на сто человек, входит билетер и называет их по фамилии. Бабушка бегом, даже губы побелели.

-Бабуля, там цыпленок, кажется, умер, мы его грели-грели, а он не дышит…
-Где грели?
-На чайнике.
-Долго?
- Пока чайник не закипел, - это уже говорит Люба, моя подруга.

Билетер смеется, бабушка вздыхает. Фильм досматривать не пошла, вернулась с нами домой.

• За домом была какая-то канава. Не смогу сейчас сказать, чем она была заполнена, но соседские мальчишки скинули на воду какой-то плот и развлекались, изображая мореплавателей.

Мальчишки были большие – лет по 10-12, - а мы, малышня, лет 6-8. Вот как-то ребята ушли на площадку играть в мяч, ну понятное дело, мы со Светой и Юркой-третьеклассником, рванули в плавание!

Юрка как-то быстро оттолкнулся от берега, и я запрыгнуть не успела, а они добрались до середины этой, наверное, пятиметровой канавы, и плот опрокинулся.

Выбрались, живые, но мокрые и грязные, дома всем влетело, и мне, кстати. За что?
Светка потом заболела. Погода холодная была.

А потом умерла после операции по удалению аппендикса.
В семь лет.
Мы ездили всем двором хоронить ее, на кладбище, все, и взрослые и дети.
Смотреть на ребенка в гробу страшно. Даже сейчас.

• Странно было, что когда родился новый ребенок у других соседей, то смотреть на него нам, детям, не разрешили.

Абсурдность таких решений взрослых казалась непонятной.
Почему нельзя? Мы же его трогать не будем.

• Дети во дворе были общими. И когда на теплом весеннем ветерке я сняла с себя пальто, чтобы сделать из него одеяло для куколки, соседка подошла и велела мне одеться, на что я резонно заявила, что мне тепло и мне бабушка разрешила.

Через две минуты из подъезда вышла бабушка и молча завела меня домой. Погуляла. Ага.

• А ещё у Любы были новые резиновые сапоги, которые сверкали и радовали глаз своим блеском, ну, как новые калоши, в стихотворении… А мои сапоги были старенькие, потертые и не блестели вовсе.

Очень хотелось блестящие.

Потому я зашла в лужу и стала танцевать твист, чтобы сапоги намокли и блестели, но под водой в луже был лёд, и через пять тактов пританцовывания, я сидела на пятой же точке, что было неприятной неожиданностью. Все, что попало в лужу вместе со мной, оказалось мокрым. Встала, пошла домой, там мой лучший на свете враг, дядя Женя, делал уроки.

- Женя, дай мне другие штаны – я гулять пойду.
- А с этими что?
- Мокрые.
- Штанов больше не дам, сиди дома.
Несправедливо…

• Женя учился в техникуме и однажды уехал на практику, надолго. На месяц или два. Долго очень.
Я ходила в детский сад, и однажды, я ведь даже помню платье, в котором была в тот день, дверь в группу распахнулась, и вошел дядя Женя мой! Я бросилась к нему, обняла за коленку и почему-то заплакала.
- Ты чего плачешь? – спросил дядька испуганно.

- От радости, наверное, - ответила ему вместо меня воспитатель.- От счастья.
Так я узнала, что от счастья слезы такие же соленые, и нос так же точно опухает, как и от обиды.

• Дядя Женя был моё счастье и беда. Лучший враг. В шесть лет научил меня решать примеры со скобками, а читать научил в четыре, из эгоистичных побуждений. По ночам гулял отчаянно, с девушками и, когда нужно было присмотреть за мной, например, то он сам ложился на диван, давал мне книжку и просил почитать. А я-то как старалась.

Я читаю – Женя спит. Идиллия.
Иногда он меня наказывал. Изощренно. Пристегивал к взрослому стулу с высокой спинкой меня, сидящую, ремнем. С руками. 

Встать невозможно, расстегнуть ремень нельзя. Стул стоял в углу. До сих пор обидно.
Но бабушка всегда меня спасала. 

• Еще мы собирали жуков-усачей, в просторечии именуемых волосогрызками. Жуки, которые живут и размножаются в стволах, древесные, короче. Прогрызть могут всё. Бельё, высыхающее на веревках во дворе, шерстяные вещи сидящих бабулек, могли постричь волосы. Не на лысо, конечно, но подпортить косички. Взрослые организовывали нас на десант зачистки от стригущих и жующих усачей. Мы собирали их руками, без страха и брезгливости, в бутылки, в любые и разные, а потом устраивали им пытку, закидывая внутрь бутылки горящую спичку. В дыму и угаре они гибли.

• Каждое утро дед подходил к моей кровати и тянул меня за пятку – завтракать.

Считалось, что я худенький и слабый здоровьем ребенок, потому каждое утро начиналось с яичницы с салом и колбасой. Бабуля жарила деду, который собирался на работу, яичницу, а он шел за мной и по дороге до кухни объявлял пари на скорость поедания. В азарте я забывала оставить деду даже крошки от хлеба, тщательно вылизывая сковородку и промакивая растекшийся желток хлебушком. Зато сердца деда и бубули были спокойны.

На самом деле много всего и всякого происходит в детстве. Время великих открытий. Заоблачных мечтаний. Вселенской любви, разлитой в воздухе вокруг нас.

У нас в доме не было телевизора, в городе вообще не было телевидения до 1974 года. Я читала с упоением. Сказки и детские повести, рассказы Бианки и «Динку» В. Осеевой. Были книги, возможность общаться со сверстниками, ходить друг к другу в гости, кинотеатр по воскресеньям.

Жизнь, умножающая счастье.
И еще меня не ругали никогда и ни за что.