Быть русским, на самом деле, очень просто. Для этого надо иметь более обнажённый нерв, острее и пронзительнее реагирующий на несправедливость. Если такого нерва нет, то можно хоть до опупения бить себя пяткой в грудь, утверждая свою «русскость», но толку не будет никакого.
Определение справедливости каждым человеком – дело очень тонкое и загадочное: кто шершав бегемотьей шкурой, тому невдомёк, как работает прозрачная мембрана, рефлексирующая на медленное колыхание воздухов. А вот русский, вопреки всем физикам, да и назло им, не определяет справедливость размышлением, потому что он её ЧУЕТ. Отсюда много непоняток, даже среди самих русских, потому что никто не отменял разницу чуек.
Это чувство справедливости – самая выдающаяся черта, выделяющая русских среди прочих людей. Когда она переполняет русского – то ему нет преград, для него нет страха, ему сам чёрт не страшен, а смешон. Почему так? А хрен его знает, вот как есть.
Вопросы крови для русского не важны, он готов принять в «наши» любого, кто проявляет русскость хотя бы несколькими поверхностными чертами: допустим, периодически, на пустом месте, чинит разгильдяйство, да ещё и во вред себе. Почему-то это является неким «знаком», по которому можно безошибочно определить – мля, наш человек. И наоборот: как только «русский» начинает чуть больше, чем надо, кичиться чем угодно, хотя бы порядочностью, хотя бы душевной чистоплотностью, хотя бы законченностью выводов, и особенно непрошибаемой логикой, неожиданно происходит неожиданное/нежданное: в нём умудряются разглядеть даже ту хрень, которой у него и в помине нет.
Вопросы государственности для русского важны, но как-то странно для окружающих: допустим, русский человек склонен за ради государства больше терпеть, даже если это государство его в хвост и загривок тычет. Немедленно в голове русского всплывает всё объясняющая формула: «А это не царь, блин, а бояре жуть наводят, простого человека на прочность пытают!». Даже если очевидно, что и царь мутноватый какой-то, и вообще. Парадокс!
Вопрос пьянства у русского тоже не такой, как у всех. По поводу пьянства у русских нет проблем: это допустимо, хотя и на личном плане может быть неприятно и по-скотски. Но всё же допустимо. Пьяных жальче всех, жальче, чем даже самых отпетых нищих, самых, прости Господи, самых несчастненьких. Почему? Да потому что пьяный – это и есть квинтэссенция несчастья, вплотную примыкающая к блаженным. Пьяный понимает всё, не понимая ничего, но по-своему, через концентрированное ощущение бытия. Ну и ещё любой пьяный – философ. А несчастного, да ещё и философа, можно слушать часами, упоённо. Кстати, счастливый пьяный русский – это просто откровение!
Одна из любопытнейших черт русских – способность внутренне собираться по ничтожным поводам. Как будто происходит внутренний толчок, от которого внутренности начинают съёживаться и побаливать. В это время, как правило, ничего ещё не происходит. Но русский уже безпокоится. И, как оказывается, не зря. Особенно этим «страдают» русские женщины, со-хранительницы очагов. У мужиков же это чувство склонно плавно перетекать в бутылку.
Русские люди – одни из самых конфликтных сообществ на Земле. Ну это просто обратная сторона обострённого чувства справедливости, распространяемая безгласно и безмолвно сразу оптом на всё на свете. Эту конфликтность сами русские не понимают умом, даже если им на неё прямо указать. Она для них не существует, потому что они столь же конфликтно принимают любой «наезд», как порыв неприятного промозглого ветра в лицо. А неприятно русским людям многое: к примеру, фальшь. Или хитрожопость. Даже выдающийся мозг. Как-то вот хотелось бы, чтобы вокруг было всё мягше, прохладнее, но всё время что-то выступает, острит, блестит, вертится или ещё как выделяется. Спасу прям нет! Отсюда и конфликтность.
Русские люди – одно из самых безбашенных сообществ на Земле. Поскольку очень отходчивы: склонность доводить всё до напрягаемого всех предела нивелируется условным сбросом княжны в волны Волги, да и ТБМбись всё нннаа. При попытках разузнать, почему так всё происходит, чёткого ответа не дождётесь, потому что его нет. А вот волшебное чувство, что русские могут всё – есть. Дело-то не в ТБМ, и не в княжне, а в том, что иногда ХОТЦА проверить… хоть на лягушках! Мы-то эту круговерть чувств в крови прекрасно знаем, а вот попробуй объясни её словами – ничего не выйдет. Вот сам, сижу, читаю, что написал. А чудь какую-то чудесатую, ни с одного боку подпереть, ни с другого не поддеть.
Священные понятия у русских людей отсутствуют (вернее они распылены среди великого множества конкретных священностей, но никогда не собираются воедино, в одинаковость). Тот, кто пробует конкретизировать какое-нибудь священнство, тот немедленно сталкивается с тем, что в каждом священстве заключены многия противоречия, которые ставят священство на уровень абсурда. Понять это зачастую просто невозможно, а никто особо и не вникает. Так, типа желчью брызнуть, споря, разве что! Но одновременно с этим, русский человек искренне возмущается: как, мол, это так, что для него ничего не свято? Нет, вовсе не так. Свято многое. К примеру, Родина (которую невозможно определить никак, кроме как чуйкой, потому география пасует в многочисленных интерпретациях). Или какой-нибудь ЗОВ. К чему? Ну, вот слышно что-то. Что именно? Отстань, а то в репу получишь.
Самая загадочная фраза русского человека, которая одновременно и дико смешна, и возвышенно горделива: «Я – русский, какой восторг!». Её, кстати, не рискуют произносить те, для которых она опасна, как лезвие шашки. Фраза сносит голову мгновенно. Потому что в ней заключён комплекс святой полноценности, самодостаточности и спокойствия. Вот попробуйте, произнесите её, сами увидите.
Любимая тема русского человека – щастье. О нём он пребывает в раздумьях постоянно. Всё сводится к щастью, в конечном итоге. Путей, ведущих к щастью, невыразимо много, и русский человек с удовольствием будет ощупывать многие из них, трогая пыль кирзачом и взмётывая на плечо спадающий калаш. Это, конечно, образно так, потому что три богатыря и выбор трёх дорог – это вечное состояние русского человека. Поиск щастья, в общем. Никогда не достижимого, но искренне веруемого в. Ну и палица на поясе, куды ж без неё в долгих дорогах и странствиях.
Если бы мне сказали, назови слово, которое характеризует русского человека в высшей степени, я бы ответил – ремень. Подпоясок. Стягивающий нутро в ожидании работы, проявления сил, в общем – вечная готовность к чему-то. Другие слова тоже могут подходить, но у меня вот всё сводится к образу ремня почему-то. Не могу представить себе Русь неподпоясанную ничем. Вот хоть режь.
Ну и последнее волшебство русских – это, конечно, язык. Ему пропето множество дифирамбов, как глуповатых, так и наполненных сочностью. Русский язык обладает неизъяснимой мощью обрусевать всех, кто им так или иначе начинает овладевать. Это я уже как переводчик говорю, а также преподаватель. С самых азов познания, в любом изучающем просыпается здоровый вирус пофигизма, который немедленно находит отклик в русифицирумой душе. Русский мат вызывает вовсе не оторопь и не недоумение, а дикое приобщение к ощущению русскости. Ну сами посудите: ведь сказать всему свету – «А поТБМую!» или «До пиТБМды!» – требует такого положительного отрицания, на какое способен лишь русский человек. И это я привёл лишь одну тысячную долю того, что можно выразить матом.