Тамара Дмитриевна, на конференции Вы отреагировали на тезис о «страшной национализации» XX века. Если оценить советский период с точки зрения культурной, музейной политики, что перевесит: плюсы или минусы? Чего было больше?
— Вы знаете, в большом обобщении я на этот вопрос ответить не могу, потому что этим вопросом специально не занималась. Я могу сказать в более частном порядке. Я имею в виду — по коллекции Пермской галереи. Конечно, это позитив! Плюсов не просто больше, а стопроцентный позитив.
Потому что лучшие произведения, за исключением деревянной скульптуры и местной иконы, к нам поступали из Государственного музейного фонда, который состоял из национализированных собраний России. И провинциальные музеи, как правило, получали коллекции именно оттуда. И русское искусство, и зарубежное, и графику, и скульптуру, и прикладное и т.д. Поэтому, что касается нашей галереи, это так. А в размерах страны — не знаю.
Если мы сравним культурную политику советского периода и современную, в чём будет отличие?
— Я могу сказать сугубо свое мнение; у других сотрудников и у руководства, наверное, будет какое-то другое. Мне кажется, что в советские времена власть культурой занималась. И понятно, как в любом большом деле, там были свои приобретения и свои потери. Сегодня властям музеи, по большому счету, не нужны. Просто поддерживается некая жизнь. То, как и куда двигаться, программа развития, движение — я этого не ощущаю.
Исходя из этого, мы можем рассматривать XX век как некий выдающийся период в истории России?
— Да, конечно. В плане охраны, в плане собирания, изучения, систематизации, понимания истории русского искусства — всё это очень серьезно. Что такое история русского искусства в музеях? Это — модное сегодня слово — самоидентификация. Какие мы? Мы вот там. В этом ряду произведений. В этом ряду вот тех художников.
История русского искусства — первая, академическая, самая подробная — вышла в XX веке. Ее автором-инициатором был Игорь Эммануилович Грабарь. В 1920-е годы изданы первые пять томов. Потом — Мировая война, и всё прервалось. А потом он всё возобновил. В годы войны, в 1944-м, по его инициативе был создан Институт истории искусств Академии наук, который занялся завершением написания академической истории русского искусства. Тогда вышло, начиная с 1953 года до 1960-го, еще 12 томов.
Поэтому если и были авторские истории искусств до Грабаря, они были более частные, не столь детальные. И в 1990-е годы, и сейчас выходят истории русского искусства, но они авторские или написаны некоей группой людей. Кстати, вышла история русского искусства Института искусствознания, но там 4 тома, она, может быть, сегодня не очень известна. А эти истории искусства грабаревские — это всё детище 20 века.
Грабарь — основоположник научной реставрации. О достижениях института реставрации в 1920-х годах он докладывал в Лондоне, Париже. Мы были тогда в этом плане «впереди планеты всей». Благодаря открытию его центра было реставрировано много икон; начали, наконец, понимать, что же такое семь веков назад у нас там было. То, что сделал Грабарь для открытия иконы — а это часть истории русского искусства — было сделано в советские времена.
Чем был обусловлен такой всплеск научного, искусствоведческого развития? Приходом новой власти или естественным ходом развития научной мысли?
— Не забывайте, что такое реставрационный центр и музеи. Это, во-первых, некая материальная база, это финансирование. Конечно, это в том числе заслуга властей. Также это заслуга той части интеллигенции, которая всё-таки созидала, кстати, в соучастии с властями. Сегодня есть люди, осуждающие того же Грабаря за то, что он был государственным чиновником, но как не сотрудничать с государством? Ведь всё равно без сочувствия и поддержки государства Грабарь бы не открыл ни провинциальные музеи, ни реставрационные центры.
После Великой Отечественной войны центры реставрации имени Грабаря брали работы на реставрацию из провинциальных музеев. Конечно, это во многом заслуга властей, безусловно. Искусство было государственным делом. Можно обсуждать, в какой степени, но жить в государстве и быть совершенно свободным от него, мне кажется, невозможно.
Существует мнение, особенно популярное последние 26 лет, что в искусстве полноценно себя может проявить независимый ни от кого индивид, что он самоценен и что коллектив ему будет только мешать. Выходит, что раньше, когда государство участвовало в жизни культуры и строило общество на принципах коллективизма, искусство процветало в гораздо большей степени, чем сегодня, в условиях атомизации?
— Во-первых, для меня коллективизм вовсе не означает негатив. Я думаю, невозможно делать большие дела, не понимая, что это нужно многим вокруг тебя. Н.Н. Серебренников, собиратель коллекции, один из основателей галереи, ощущал, что это надо многим. И я думаю, что это в том числе было для него стимулом. Сегодня — пожалуйста, если есть желание и возможности — собирай свою коллекцию. Но государственные музеи должны оставаться государственными музеями. Все равно государственная политика должна быть взвешенной, рассчитанной на народ. Сегодня у нас забыли такое слово.
Не только на свою тусовку, не только на свою узкую, элитную публику. В советские времена было слово, которое мне нравится: просвещение, просветительство. Ведь сегодня в просветительстве нуждается масса людей. В советские времена были программы. Я помню 1980-е годы: в зимние каникулы целые туристические поезда привозили детей из Ижевска, из Свердловска, из Ленинграда, из Москвы. Там мы работали без выходных, все каникулы. Это было просвещение. Почему это плохо? Это нормально. Этот опыт советского периода, я думаю, забывать нельзя.
Вы сказали: «сегодня в просветительстве нуждается масса людей». Что, на Ваш взгляд, необходимо предпринять для исправления этой ситуации?
— Надо сформулировать цель развития нашего общества и потом проецировать на всю культуру. Потом и музеи поймут свое место в этом развитии. Я думаю, для галереи должна быть идея просветительства. Я думаю, что государство должно быть в этом заинтересовано больше, чем кто-либо. Конечно, частные коллекционеры, частные коллекции могут быть интересны — ради бога. Но, например, что касается Перми, при такой коллекции, мы должны быть заинтересованы, чтобы к нам приходило много молодежи, и не только пермяков. И Пермского края, и Урала, и России.
Последний вопрос — какова ближайшая судьба Пермской художественной галереи?
— Мы должны освободить здание, это развивается уже много лет. Последний вариант — это строительство галереи на месте завода Шпагина. Что из этого будет — я не знаю. Вчера (28 ноября — прим. В.П.) у нас было торжественное заседание в Органном зале, где были галерейщики, друзья галереи, пермяки. И вот там прозвучало из уст депутатов, городских властей, что к столетию у нас что-то появится. Пока это всё, что я могу ответить.