Знайте, что привлечение к ответственности врачей за оказание услуг, повлёкшее по неосторожности смерть человека, позволяет родным умерших избежать чудовищной дилеммы – вершить самосуд или тихо ставить крест на своей жизни.

В результате планового лечения умерла моя мама – Полигушко Надежда Алексеевна.

А какое ещё можно было вынести постановление с таким качеством проверки?!

В ходе «проверки» ни один сотрудник СК РФ ни разу меня не опросил, о результатах проверки я узнал лишь после неоднократных устных и письменных обращений в Перовский МРСО СУ по ВАО ГСУ СК РФ - спустя 3 месяца после завершившейся и прошедшей тайно от меня проверки по факту смерти моей мамы.

Я не имел возможности представить подлинные документы и фотографии, изобличающие ложь сотрудников, в отношении которых отказано в возбуждении уголовного дела. Соответственно, эти документы и фотографии к материалам дела не приобщались, никак не оценивались и не были представлены экспертам.

Факты нарушений при оказании медицинской помощи обязательных медицинских стандартов в проведённой экспертизе никак не отражены.

В прямое нарушение требований отраслевого стандарта "Протокол ведения больных. Профилактика тромбоэмболии легочной артерии при хирургических и иных инвазивных вмешательствах" (Приказ Министерства здравоохранения РФ от 09.06.2003г.) уровень тромбоцитов не исследовался ни до начала гепаринопрофилактики, ни к концу первой недели, ни через 10 дней после её начала, ни после её отмены – никогда.

А какими ещё могли быть выводы экспертизы, если после двух ходатайств (16.03.2016г. и 28.04.2016г.) ГБУЗ г. Москвы "Бюро судебно-медицинской экспертизы Депертамента здравоохранения города Москвы" "в адрес и.о. заместителя руководителя Перовского МРСО СУ по ВАО ГСУ СК майора юстиции Попова (лист дела 125) о включении в состав комиссии врача клинического профиля – специалиста в области сосудистой хирургии таким специалистом избран профессор Московского государственного медико-стоматологического университета.

Проведена операция флебэктомии на обоих нижних конечностей, а в качестве специалиста клинического профиля в области сосудистой хирургии привлечён хирург стоматолог.

Быть может, окажись качество проверки и экспертизы иным, можно было бы поверить, что врачи, уговорившие меня и мою маму на платную малоинвазивную операцию, которая улучшит качество жизни, вдруг невиновны в том, что мама умерла. Только ведь нечем себя уговорить – только самосуд или тихий крест.

Судя по делу Мисюриной, в СК РФ с качеством следствия подвижки.

Прошу Вас продолжать. Ведь правосудие, если и когда оно случается, спасает и родных умерших от чудовищных дилемм, и самих врачей – не каждый после утраты самого дорогого поставит крест только на себе.

Но я поверил и маму уговорил проконсультироваться, довериться, понадеяться на опыт, профессионализм, последовать рекомендациям. Мама поверила. Доверие этой медицине оказалось несовместимым с жизнью.

И статистика, наверное, у них тоже хорошая, если придумали, что умирать после операций - дома.

Несмотря на то, что после операции все было совсем не так, как обещали, всё звучало из уст Константиновой и Донской очень позитивно... вплоть до самой смерти.

Сегодня вечером (в день операции) сами уйдёте домой... Вечером мама не смогла. Только на следующий день и с жуткими болями. Отправили домой с напутствием звонить, если что...

Боли не проходили. Мама испытывала слабость. Швы всё не заживали. Выделения гноя и крови не прекращались. Ответ был один - всё пройдет, заживет, надо потерпеть, подождать, больше ходить, хорошо кушать.

Мама жаловалась на боли не потому, что была капризная. Она не жаловалась на такие боли даже после значительно более сложной полостной операции, которую давно ей делали в онкологическом центре на Каширке, опухоль тогда оказалась доброкачественной. Ту операцию не делать было нельзя, она была полостной, с длительным послеоперационным восстановлением. Но было и другое отношение к профессиональным обязанностям, другие врачи - не убийцы. В этом же ЦЭЛТ делали в 1998 холецистэктомию. Луцевич Олег Эммануилович, Гордеев Сергей Александрович - совсем другие врачи с другим отношением, совсем не убийцы.

Но мы попали к Константиновой и Донской. К ним не надо было ходить. От них нужно было бежать.

Все рекомендации и назначения Константинова и Донская делали устно - назначали и отменяли уколы. Никакого послеоперационного наблюдения, кроме осмотров, ободрений, выдавливаний из швов сукровицы и смены повязок. Ни одного анализа после операции, ни одного исследования и ни одного направления к специалистам в области профилактики, диагностики и лечения тромбоэмболии в послеоперационный период после произведения комбинированной радикальной флебэктомии. Мы надеялись, что они сами - специалисты и знают, что делают, и что надо делать, чтобы нам жить.

Прошло уже немало дней, но боль утраты не ослабевает.

Виню себя, что меня не отшатнула Константинова с её аргументом, что делать или не делать операцию - вопрос не рисков, а наличия или отсутствия денег.

Виню, что сдержался, не вспылил и не увел маму из этого ЦЭЛТ, хотя бы после того, как анестезиолог Азарова Тамара Марьяновна уже перед операцией пообещала маме: "Сделаю укол и будете спокойной, как корова".

Уговаривал себя и старался ободрить маму обещанной нам перспективой пройти малоинвазийную операцию и забыть о траксивазине, компрессионном белье, летних воспалениях... И очень хотелось снять риски тромбообразования в будущем, о которых Константинова рассказала. Не предупредила только Константинова, почему рисков в будущем не будет, что будущее оборвется на 22 день её лечения. Теперь у мамы никогда не будет мазей, белья, воспалений. Теперь - никаких рисков. Только горе.

Я маму подвел к этим врачам.

Так подвел, что не исправить. Она не пошла бы на эту необязательную операцию - на эту необязательную смерть, если бы я не уговаривал.

Мама делала этот мир лучше.