Харьковчане не желают полностью терять своё лицо и порывать со своим прошлым. И городская власть старается, насколько это возможно и безопасно, быть вместе со своими избирателями. Да, не всегда активно и часто прогибаясь, но всё-таки…

Митинг по случаю Всемирного дня авиации и космонавтики состоялся 12 апреля у камня, заложенного к 50-летию со дня полета в космос первого космонавта Юрия Гагарина. В мероприятии приняли участие ветераны харьковских предприятий, внесших вклад в советскую космическую программу, представители общественных организаций, учащиеся военных и гражданских учебных заведений.

За несколько дней до этого воспитанникам детских садов и школ рассказали не о Бандере или Михновском, а о Гагарине и Терешковой. Сообщение о праздновании Дня космонавтики было размещено на сайте горсовета.

 

Назначенная из Киева облгосадминистрация на сей раз собрала в кулак остатки такта и отмолчалась. Даже пиарщики губернаторши знают, что свой вклад в развитие космической отрасли внесли 32 предприятия Харькова. Некоторые из них и сейчас продолжают работать для нужд космической отрасли, преодолевая помехи со стороны центральной власти.

В тот же день город узнал, что «активистам» с нацистским душком отказали в их желании вмешиваться в память горожан и снести памятник маршалу Жукову. Проспект и станцию метро переименовали, мемориальную доску и бюст из подземелья припрятали до лучших времен, а памятник оказался тем самым рубежом, на котором остановилось городское и районное начальство.

Руководитель администрации Немышлянского района (назначена мэром) Татьяна Топчий сказала, что монумент демонтировать не будут, поскольку он находится в реестре памятников и не подпадает под закон о декоммунизации, и добавила, что сейчас нет оснований для демонтажа памятника.

Пятница, 13, и завезенная ложь
«Празднование 100-летия освобождения города от большевиков армией УНР во главе с полковником Петром Болбачаном». Вот что устроил аккурат в пятницу, 13-го, в Областном организационно-методическом центре культуры и искусства киевский «Исторический клуб «Холодный Яр» при содействии управления культуры и туризма харьковской облгосадминистрации.

На губернаторском сайте недвусмысленно сияет такая версия:

«После боев на линии Максимовка-Ковяги-Валки, а особенно на позициях Мерчик-Огульцы-Мерефа, утром 4 апреля дивизион вместе с пехотой захватил станцию Люботин. После боев под Люботином была освобождена Мерефа, а затем, 8 апреля, главный город Украинского востока – Харьков. Руководил военной операцией выпускник Чугуевского юнкерского училища полковник Петр Болбачан».

Однако это существует только в воспаленных мозгах киевских фальсификаторов. Недаром даже самые упоротые харьковские историки не инициировали ничего подобного. Ведь есть подшивки местной прессы, воспоминания современников, а там Болбачан появляется два дня спустя и начинает устанавливать свои порядки.

 «В восьмом часу вечера генерал-лейтенант Клаузиус, представительный высокого роста мужчина, с загорелым лицом, в генеральском защитного цвета мундире с белым боевым орденом на шее и бантами орденских знаков на груди, в беседе с нашим сотрудником, между прочим, сообщил, что поход этот совершают одни немцы, австрийцев и гайдамаков с ними нет, что с установлением свободного движения между Харьковом и Киевом оттуда прибудут представители Центральной Рады, причем он надеется, что это вопрос нескольких дней», — писала либеральная харьковская газета «Возрождение».

Когда в обозе явились украинствующие, то она же вышла с редакционной статьей «Не надо крови»: «Улицы города обагрены кровью, неубранные трупы валяются на площадях, плавают в реках… Кто они, эти погибшие? Мы этого никогда не узнаем, как не узнаем вину, за которую они поплатились жизнью… В Харькове война кончилась. Здесь нет преступников, здесь могут быть лишь пленные… Город, отданный на милость победителя, вправе взывать к его великодушию. Кто бы ни был победитель, он не может руководствоваться чувством мести, не может поступать, как завоеватель-варвар».

А вот воспоминание свидетеля, писателя Якова Тайца: «…я видел его гайдамаков. Они рыскали по всему городу, искали большевиков. Говорили, что они всех подозрительных забирают, отводят куда-то и ставят к стенке. Я слишком хорошо знал, что это значит — к стенке. Это значит расстрел».

И скажите мне на милость, с какой это стати жители города будут праздновать годовщину расстрела и начала унижения собственной родни? Не будут, пока есть, кому помнить.