Невинности Елена лишилась ещё в школе. В девятом классе. Это не было даже влюблённостью. Так – первый одиннадцатиклассник, который начал всерьёз за ней ухаживать. Не хотелось отставать от подруг. А до этого были горькие переживания, сомнения и слёзы в подушку, как, наверное, и у всех девочек-подростков.
С ним у неё всё закончилось почти сразу же, как у выпускников отгремел последний звонок. Она ещё пустила слезу, когда «её мужчина» выходил получать аттестат. Какое-то время они ещё встречались летом, а потом он поступил и уехал, а она осталась. Оставшиеся два года она даже хранила верность, ни с кем не встречалась, хотя даже уже не переписывались. Верить в то, что ею банально попользовались, как-то долго не хотелось. Надеялась. Глупой, в общем, была и наивной.
Работу тоже нашла сразу. На жизнь хватало, помогала родителям и младшим сёстрам. Потом встретила Викиного папу.
Он долго ухаживал за ней, но он ей не сильно нравился. В какой-то момент ей просто стало стыдно просто так принимать от него подарки, да и как человек он был хороший, добрый. Маме нравился. И она ему позволила. Тогда же поняла, что чувств к нему у неё никаких нет, попросила больше не приходить. Он кивнул и ушёл. Ей его было жалко, до слёз, и она снова плакала из-за этого. Но он, действительно, перестал к ней приходить и совсем исчез из поля её зрения.
Спустя какое-то время она поняла, что беременна. Испугалась. Была паника.
Она не знала, кто ему сказал. Родители ещё не знали. Но он приехал, сказал, что всё знает, отговорил прерывать беременность. Расписались. Родилась Вика.
Потом он поехал на заработки в одну из Африканских стран и там пропал. Так Елена осталась матерью-одиночкой с двухлетней дочерью на руках. Кончились деньги. Пришлось переехать сначала в общежитие, а потом отвезти дочь к матери, а самой устраиваться вновь на работу. Платили нерегулярно, а однажды в офис ворвались люди в масках, положили всех лицами в пол. У неё долго ещё были страшные синяки после этого случая. В то время она ещё надеялась, что муж вернётся. Но он не вернулся.
Через какое-то время она смирилась с судьбой. Жила только дочерью. Баловала, словно пытаясь восполнить первые несколько лет, когда дочь вынуждено жила у бабушки, и ей недоставало и ласки, и одежды, и сладостей, и много чего ещё, за что её мама никак не могла себя простить.
Кирилл в её жизни появился внезапно. Тогда, когда она совсем привыкла к своему невезению. И уже не надеялась обрести счастье с мужчиной. Он был донельзя вежлив и обходителен. И начал с того, что стал дарить дочери дорогие подарки, чем весьма быстро завоевал расположение девочки. И однажды дочь просто объявила ей, что они решили, что он будет у них новым папой. Вот так.
Всё остальное было как сон. Елена впервые почувствовала себя женщиной, что такое хотеть близости с мужчиной, быть любимой. Он ей нравился, ей хотелось его ласк, объятий, поцелуев. Нравилось что не нужно ничего решать самой. Есть крепкое плечо, на которое она может полностью положиться. Стали думать, чтобы расписаться, завести ещё детей.
- Простите, не подскажите ли?.. – Елена суетливо показывает адрес на листе тетрадной бумаги вместе со схемой маршрута, которую нарисовали для неё.
Бабушки на лавочке заглядывают в лист, потом на неё и Вику, мнущуюся позади. Смотрят неприязненно, или ей это только кажется. Бессонные нервные ночи дают о себе знать. Она буквально ничего не соображает. И вот уже около часа они с дочерью на солнцепёке бродят здесь в поисках указанного дома и не могут найти.
- К Ритке ещё одна, – отзывается наконец одна из бабушек, качая головой. – Если мужика вернуть от разлучницы, то не иди – грех будет. Ведьма она, злая, ещё со школы… Плакать ещё больше потом будешь.
Ещё пять минут назад Елена была готова всё бросить и ехать домой. И хотя её убедили, но всё-таки нелепо это всё как-то было. Стыдно. Даже спрашивать у прохожих не решалась. Но теперь, не зная того, эта пожилая женщина придала Елене сил, вернув, почти угасшую совсем, надежду.
- Пожалей дочку, не иди к ней. Пусть, лучше, твой мужик уходит к другой. Изведёт она тебя.
- У меня муж в коме…
- Я уже не знаю, какому богу молиться, – едва сдержала Елена слёзы.
Впрочем, соврала. В церковь она не ходила.
- А ты Ритке сразу денег предложи. Есть с собой?
- Да, я взяла, собирали на машину… – Засуетилась Елена.
- Отдай ей всё, что есть, может и пронесёт. Но в церковь потом обязательно сходи и исповедуйся, всё на чистоту. А Ритка – вон там живёт. Зеленый палисадник видишь?
Подходя к указанной калитке, почему-то разволновалась, что даже в висках начало пульсировать. Или это от жары. Елена оглянулась на дочь, та тоже умучилась, вялая такая.
- Да ты не стучись, проходи, баб Рита дома. Не запирает. – Сказала ей женщина из-за соседнего забора.
Елена её не видела и вздрогнула от неожиданности.
- Нет, я из-за мужа…
- А, понятно… – отозвался голос из-за забора. – Ты дверь вперёд толкни. Она не любит, когда барабанят…
Елена толкнула вперёд толстую с облупившейся краской дверь, которая не смотря на массивный вид, оказалась довольно лёгкой. Зайдя с дочерью в коридорчик, она нерешительно остановилась у другой двери. В это время соседская женщина, что советовала ей из-за забора, вышла со двора, зашла за ней следом.
Женщина кивнула дочери в ответ и приоткрыла дверь в дом.
- Баб Рит, тут к тебе посетители…
Из комнаты в прихожую вышла обычного вида пожилая женщина с вязанием в руках. Сквозь очки она посмотрела на них, пригласила внутрь. Елена мимоходом обратила внимание на самодельные половики и вязанные шерстяные носки на ногах старушки. На ведьму та не походила вовсе, во всяком случае в её понимании, а скорее на обычную бабушку-старушку, каких много в округе.
В комнате не было ни чёрных восковых свечей, ни икон, ни черепов. Обычное такое жилище. Старые большие фотографии в рамках.
Портреты советских вождей, в том числе не самых популярных теперь. Отрывной календарь. Каменная печурка, газовая плита с баллоном в углу, стол. За шторкой высокая кровать, застеленная кружевными, как видно тоже ручной работы, наволочками.
- Проходи, садись, – указала она ей на табуретку. – Девочка пусть на стульчике посидит.
Бабушка достала из серванта стопку старых потемневших карт, которые от современных отличались заметно большими размерами. Присела перед Еленой за стол, начала разлаживать.
- За сожителя пришла просить, – сказала, наконец, баба Рита и как-то тяжело вздохнула. – Умирает он.
- Хотели – не хотели, теперь не важно. Сожительствовали. Не по закону. А завтра к вечеру представится, так что опоздали вы, грех на обоих за разврат останется.
- Истратился он, время своё истратил, не винись, нет в том твоей вины…
- А можно?
- Всё можно, но…
- Я заплачу, вот… – Лена торопливо полезла в сумочку, достала из неё деньги, положила на стол.
- Нет… – Покачала головой Елена, прикинув, сколько будет стоить квартира и прочее, если продать.
- Хорошо, сделаем так. Сожителя твоего я подниму, а деньги… либо потом соберёшь… либо сделаешь для меня одно дело. Тут одни проходимцы, не от большого ума взяли одну вещь, ценности которой не знают. Скоро будет проходить электричка, доедешь на ней до станции Фасонолитейная, как сойдёшь, пойдёшь по этому адресу. Там они снимают квартиру. Скажешь, что тебе нужен свёрток в жёлтой бумаге, перевязанный бельевой резинкой. Будут прогонять, не уходи, говори, что очень тебе нужен этот свёрток. Обещай, умоляй, угрожай, как хочешь. Уговоришь отдать его тебе, и мы будем в расчёте. И деньги свои забёрёшь назад, сразу, как мне его отдашь. Согласна?
- Поторопись, минут через пятнадцать будет уже подходить…
До станции они бежали с дочерью бегом. Едва успели.
В вагоне Елену трусило дрожью, сказалось волнение и недосыпание. И она даже не представляла, что скажет этим людям, но старалась сейчас об этом не думать. Знала, что задёргает себя раньше времени, а в последний момент сглупит.
Дорога была долгой и тягостной. Вот, наконец, объявили следующей нужную станцию. Прихватив дочь за запястье, чувствуя как неистово колотится сердце, Елена потянула свою девочку к выходу.
- Тебе чего?
Мужчина как-то сразу переменился в лице. Взгляд его был таким диким что ли. Какое-то время он переваривал услышанное, а потом просто захлопнул перед ней дверь, чуть ли не ударив ею Елену по носу.
Придя чуть в себя, Елена принялась барабанить в окно. Её долго игнорировали, но по поведению мужчины, она была уже уверена, что свёрток существует. И этот человек точно знает, где его искать.
В конце концов, ей всё же открыли. Кто-то схватил её за волосы и резко потянул внутрь. Елена успела только охнуть и услышала позади себя визг дочери.
- Мама, – захныкала Вика, но визжать действительно перестала.
Елену грубо пихнули на грязный, весь засаленный диван, из которого кое-где торчали проломанные пружины.
- Говори, с…, как нас нашла?
Над ней пригнулся лысый, коренастый человек с очень узкими зрачками на глазах. Вика снова завизжала, испугавшись за неё, но кто-то на неё цыкнул и она утихла.
- Ах..еть! – Передал лысый мятую бумажку, весьма пожилому, но крепкому на вид седовласому мужчине со впалыми щёками, прочитав предварительно на ней адрес.
Тот тоже пробежался по записке глазами.
- Тот человек, которому нужен этот свёрток… Пожалуйста, он мне очень-очень нужен. Я заплачу, (…) рублей…
- Посмотри… – кивнул седовласый лысому головой на неё.
Тот выхватил из её рук сумку, стал рыться внутри.
Седовласый прижал палец к губам, показывая, чтобы она заткнулась.
- Где твои деньги?
- Хорошо, если я соглашусь…
- Михалыч, да на (…) нам обещали за неё (…) штук зелени отдать, – встрял лохматый, который всё ещё держал в руках заплаканную Вику.
- Отпусти девочку… – ответил ему седовласый как-то излишне спокойно, но и одновременно властно в голосе, и обратившись уже к Вике спросил неожиданно ласково. – Есть хочешь или пить? Можешь покуда вон там мультики посмотреть, пока мы с твоей мамой поговорим.
- Да? А лет тебе сколько?
- Одиннадцать.
Седовласый усмехнулся в ответ.
- Я писать хочу. – Попросила вдруг Вика.
- Значит так, дамочка, – начал седовласый усаживаясь на стул вперёд к спинке, прямо напротив Елены. – Я не знаю, как ты нас нашла и кто дал тебе адрес. И знать не хочу.
- Деньги ты предлагаешь небольшие, ребята надеялись на большее. Но учитывая то, что тебе кормить ребёнка ещё. Уж понравилась мне твоя лапочка, сделаем тебе скидочку.
- Ну, а оставшуюся часть суммы ребятам компенсируешь…
- В смысле? – Почувствовала Елена что-то нехорошее.
Ошеломлённая Елена молчала, не могла говорить.
Елена покачала головой.
- Я согласна… – Не дала она ему закончить и почувствовала жгучую пустоту на месте сердца…
…Утром всё тело болело. Хотелось лечь спать и умереть. Седовласый её не трогал, но эти двое пользовали её, как хотели и куда только могли. Елена чувствовала себя выпотрошенной курицей, и ненавидела сама себя. Поцеловав дочь, она умылась, оделась, поспешив на первую электричку.
До бабы Риты Елена добралась где-то в девятом часу. Уже начинало припекать. Постучалась. Было не заперто, вошла.
Пожилая женщина, как ни в чём не бывало, сидела за столом и вязала. Взглянула на Елену, спросила буднично:
- Привезла?
- Деньги твои на столе.
Елена подошла к столу, деньги лежали там же, где она их оставила. По всему было видно, что баба Рита к ним даже не притронулась. Взяла в руки. Положила в сумку. Оглянулась.
Баба Рита в это время распечатывала свёрток кухонным ножом.
И улыбнувшись, показала лик Елене, так, чтобы она хорошо его рассмотрела.
- Заграницей миллионы стоит, бесценная. И не только потому, что старая…
- Ну, что смотришь? Как уговаривались, подниму твоего. Езжай, тебе ещё дочь забрать надо…
Полностью ошеломленная Елена, не помня себя от пережитого, бежала к остановке. До города добралась на автобусе, потом на такси до нужного адреса. Сэкономила минут сорок где-то. Долго стучалась, ей не открыли. Вошла в незапертую дверь. В доме было тихо.
- Вика, – позвала она обеспокоенно и метнулась в другую комнату.
- Мама… – услышала она чуть хрипловатый головок дочери.
Её девочка абсолютно голой затравленно смотрела на неё, беззвучно всхлипывая на кровати, и прикрывала свою грудь измазанной простынёй.
В сумке загудел вибрируя мобильник. Елена на автомате поднесла его к уху.
- Елена Александровна?
- Да.
- Ваш муж только что пришёл в себя… Можете приезжать. Прогноз благоприятный, доктор уже разрешил посещение…
- Спасибо.