Семьдесят пять лет назад, 27 января 1944 года, в честь полного освобождения Ленинграда от блокады в городе был дан артиллерийский салют из 324 орудий. Радость была, как будто Пасху пропели посередь зимы, — незнакомые люди обнимались и плакали от радости.

Из воспоминаний очевидца: «Не знаю, как описать и с чем сравнить мгновенье, когда на углу Ковенского и Знаменской толпа женщин — не одна, не две, а целая толпа женщин — навзрыд заплакала, когда мальчишки от чистого сердца — и тоже со слезами в голосе — закричали «ура!», когда у меня у самого слезы неожиданно брызнули из глаз…»

Притом, что никуда не делись смерти, разруха, страдания, да и до Победы оставалось еше 459 дней, каждый из которых был оплачен болью и кровью, — все равно 27 января в Ленинграде была предвосхищена Пасхальная радость 9 мая.

Между тем формально блокада была прорвана еще год назад — 18 января 1943-го, когда войска Ленинградского и Волховского фронтов срезали шлиссельбургский выступ и восстановили сухопутную связь Ленинграда с Большой землей, прерванную восьмого сентября 1941 года. В кратчайшие сроки — за семнадцать дней — была проложена железнодорожная ветка, и пятого февраля 1943 года после полуторагодичного перерыва в Ленинград пришел первый поезд с Большой земли.

Удавка была ослаблена, но именно что только ослаблена. Пропускная способность ветки, проложенной на живую нитку, была невелика, полотно разрушалось, его постоянно приходилось чинить — но это еще было полбеды. Неприятеля не удалось отбросить на сколь-нибудь большое расстояние, немец был еще очень силен, и ветка, имевшая название Дорога Победы, получила и другое определение: «коридор смерти».

 

На некоторых участках расстояние до немецких артиллерийских позиций составляло 3-4 километра, орудия были пристреляны, дым паровоза представлял хороший ориентир, а каждый рейс представлял игру со смертью. Машинисты проявляли чудеса хитроумия, но вообще-то дорога действовала преимущественно ночью. А летом, в период белых ночей, было совсем трудно.

Январским прорывом 1943 года была снята угроза голода. Не то чтобы настала полная сытость, но того лютого голода зимы 1941-1942 года, который был смертью в рассрочку, — его больше не стало. Хлебные пайки сразу увеличились : 600 граммов по рабочей карточке, 400 — по иждивенческой. Не Бог весть что, но все-таки не комедия «Праздник» режиссера Красовского, действие которой происходит 31 декабря 1941 года.

Но ведь огромному городу, кроме продовольствия, нужно еще много чего. До войны Ленинград зимой потреблял за месяц 60 тысяч тонн мазута, 300 тысяч тонн каменного угля и 600 тысяч кубометров дров. Конечно, к 1943 году население города сильно сократилось: массовая эвакуация, а еще и гораздо больше — массовая смертность от голода и холода. Но даже и потребности оставшихся — а ведь был еще фронт, нуждавшийся в очень многом, война вообще прожорлива — времянка обслуживала еле-еле, на пределе.

Тем более что тактика немецких и украинских артиллеристов оказалась сходной: бить по городу осколочными снарядами, предназначенными именно для поражения людей. Против инженерных сооружений и техники потребны иные типы боеприпасов.

О том, какие цели преимущественно интересовали немца, дал показания в Нюрнберге и директор Эрмитажа академик Орбели: «Я никогда не был артиллеристом, но я считаю, что если немецкая артиллерия обстреливает мост, она не может всадить в мост один снаряд, а в дворец, находящийся в стороне, 30 снарядов. В этих пределах — я артиллерист».

И вот в результате начавшегося 14 января 1944 года безостановочного наступления все это кончилось. Прекратились артобстрелы, были освобождены ближние и дальние пригороды Северной столицы, деблокирован Ораниенбаумский плацдарм, два с лишним года отрезанный от Большой земли, был пущен главный ход Октябрьской железной дороги. Ленинград стал страдающим, израненным, но — тыловым городом. А оказаться в тылу для ленинградцев было неслыханным счастьем и радостью: можно свободно ходить по улицам родного города, не прислушиваясь к звуку снаряда и не гадая: «Наш или не наш?» Смерть отступила. А фронт покатился дальше на запад — и уже неудержимо.

В юбилей этой январской Пасхи 1944 года с благодарностью повторяем: