Революционная Одесса 100 лет назад: выступление Корнилова и его последствия

Классическим примером этих противоречий стал вопрос о смертной казни в отношении военнослужащих. 12 июля временное правительство восстановило отменённую в феврале 1917 года смертную казнь: высшую меру наказания можно было применять на фронте за тягчайшие преступления (измену, убийства, разбои и т. п.). Левые и, в первую очередь, набиравшие силу большевики немедленно обвинили Временное правительство в контрреволюционной политике. Правые, напротив, считали эту меру недостаточной, требуя расширить список караемых смертью преступлений, а также применять смертную казнь в тылу. Временное правительство не пошло на поводу ни у тех, ни у других, оставшись при собственном мнении.

Стоит ли удивляться тому, что и на левом, и на правом фланге политической жизни существовали устремления к тому, чтобы заменить Временное правительство иной структурой? При этом если «левые» выступали под лозунгом «Вся власть советам», то «правые» всё больше склонялись к замене «революционной демократии» военной диктатурой, призванной «заморозить» разлагающееся государственное тело. Разумеется, лишь временно, до преодоления кризиса!

Многие в стране видели главой этой «спасительной диктатуры» генерала Лавра Корнилова.

Генерал Лавр Георгиевич Корнилов является, безусловно, одной из наиболее неоднозначных личностей русской истории. Советские историки, разумеется, предпочитали называть Корнилова «организатором контрреволюционного мятежа», который намеревался «потопить в потоках крови молодую свободу», и с их подачи многие думают так и сегодня. Оппоненты советской власти, напротив, видели и видят в Корнилове «солдата, до конца боровшегося за спасение России от анархии и развала», «рыцаря без страха и упрёка», который «бросил клич во спасение России», «дерзнул, восстал и погиб» и т.п.

Лавр Корнилов родился в 1870 году в семье хорунжего Седьмого Сибирского казачьего полка. Летом 1883 был зачислен в Первый Сибирский кадетский корпус в Омске, закончил его с отличием и поступил в престижное Михайловское артиллерийское училище. После его окончания Корнилов начал службу в артиллерийской бригаде Туркестанского военного округа. Через три года Корнилов поступает в Николаевскую академию Генерального штаба, которую окончил в 1898 с медалью и «занесением фамилии на мраморную доску с именами выдающихся выпускников Николаевской академии в конференц-зале Академии», а «За успешное окончание дополнительного курса» досрочно произведён в капитаны. Из академии Корнилов снова возвращается в Туркестанский военный округ, где становится организатором и руководителем ряда научно-исследовательских экспедиций в Восточный Туркестан, Персию и Афганистан. Служил в Генштабе, был военным агентом в Китае. С февраля 1911 командовал Восьмым пехотным Эстляндским полком, бригадой Девятой Сибирской стрелковой дивизии во Владивостоке.

Первую мировую войну Корнилов встречает во главе 48-й пехотной дивизии, участвует во всех сражениях в Галиции и Карпатах. Во время отступления русских войск весной 1915 дивизия была окружена и понесла тяжёлые потери. Лавр Георгиевич был ранен и попал в плен, героическое бегство из которого принесло ему немалую популярность.

Вопреки репутации «реакционера», «контрреволюционера» и едва ли не «монархиста» и «черносотенца», Корнилов был в числе тех генералов, которые поддержали Февральскую революцию и активно участвовали в ликвидации самодержавия. По распоряжению Временного правительства 7 марта он арестовал в Царском селе императрицу Александру Федоровну с детьми.

Поддержка идеалов революции способствует стремительной карьере генерала, который, впрочем, сполна покрывает делами выданные новыми властями авансы. Командуя Восьмой армией Юго-Западного фронта, добился значительных успехов, прорвав фронт австрийских войск, удерживал фронт во время последовавшего отступления русских войск. 7 июля назначен главнокомандующим Юго-Западным фронтом, 18 июля стал Верховным главнокомандующим.

Боевой генерал, известный своим личным мужеством и обладавший репутацией успешного военачальника, Корнилов быстро приобретает политическую популярность — особенно после того, как становится в резкую оппозицию к «революционной демократии». На Московском совещании в середине августа 1917 Корнилов выступает с развёрнутым выступлением, в котором в общих чертах очерчивает свою политическую программу.

По мнению генерала, прежде всего следовало вернуть боеспособность армии. Для этого необходимо, во-первых, восстановить дисциплинарные права командиров; отстранить комиссаров Временного правительства от вмешательства в действия командного состава; ввести в строгие рамки деятельность комитетов, установив их ответственность перед законом и запретив проведение митингов. Во-вторых, создать организованный тыл для обеспечения жизнедеятельности армии и страны, с твёрдой дисциплиной, без политики и вмешательства комитетов и комиссаров. При этом особого внимания требовало упорядочение работы транспорта и продуктивности заводов и фабрик, связанных с их военизацией. По образному выражению Лавра Георгиевича, «для окончания войны миром, достойным великой, свободной России, нам необходимо иметь три армии: армию в окопах, непосредственно ведущую бой; армию в тылу — в мастерских и заводах, изготовляющую для армии фронта всё ей необходимое; и армию железнодорожную, подвозящую это к фронту». При этом для успеха дела необходимо применять смертную казнь — не только на фронте, но и в тылу.

Таким образом, Корнилов быстро становится лицом, символом, знаменем и лидером консервативных сил, имеющих влияние как в армии, так и в обществе. Его поддерживают Военная лига, Союз Георгиевских кавалеров, Союз офицеров армии и флота, Общество экономического возрождения России во главе с А. И. Гучковым и А. И. Путиловым. Устремления Корнилова разделяют Всероссийский торгово-промышленный съезд и «цвет» российской контрреволюции — «Совещание общественных деятелей».

Сам Корнилов утверждал, что никогда не стремился к захвату власти, а хотел лишь проведения необходимых, по его мнению, реформ, и пытался достичь в этом смысле согласия с Керенским. По слухам, Керенский и сам во многом сочувствовал «корниловской программе». Да и идея диктатуры того или иного рода была ему не то что бы чуждой. Правда вот во главе этой диктатуры Керенский, которого за стремление к концентрации в своих руках чрезмерной власти называли «Александром IV», предпочитал видеть никакого не Корнилова, а самого себя.

Как бы там ни было, сговориться Керенскому и Корнилову не удалось, и генерал решил прямо выступить против «министра-социалиста».

27 августа в Петрограде должны были состояться торжества по поводу полугодия свержения самодержавия. Корнилов и его сторонники заявили, что на этот день в столице большевики и их сторонники намерены устроить в столице беспорядки по образцу «июльских дней», что является недопустимым с учётом падения Риги и угрозой наступления немцев на Петроград. В этих условиях Корнилов как Верховный главнокомандующий 25 августа начинает переброску к столице дополнительных сил — якобы для предотвращения ожидаемых беспорядков.

26 августа Корнилов направляет Керенскому «предложение, от которого нельзя отказаться»: для успеха антибольшевистских мер ему предлагается передать Верховному главнокомандующему, т. е. Корнилову, всю полноту власти в стране. Кабинет министров должен быть распущен, в Петрограде — объявлено военное положение.

Уже на следующий день Керенский обвиняет Корнилова в подготовке военного мятежа, снимает его с должности Верховного главнокомандующего, издаёт распоряжение о его аресте вместе с соратниками. Параллельно с этим Керенский распускает правительство, назначает себя Верховным главнокомандующим и передаёт себе диктаторские полномочия.

Корнилов приказам Керенского подчиниться отказывается и 29 августа издаёт приказ №900, в котором заявляет, что «безответственное влияние взяло верх в Петрограде, и Родина подведена к краю могилы».

«Вам хорошо известна вся моя прошлая жизнь, и я заявляю, что ни прежде, ни ныне у меня нет ни личных желаний, ни личных целей и стремлений, а только одна задача, один подвиг жизни — спасти Родину, и к этому я зову Вас всех...» — говорится в приказе.

Однако всеобщим выступление Корнилова не стало. Его сторонники, казавшиеся на первый взгляд многочисленными и влиятельными, были разобщены и растворены в солдатской массе, определённо враждебной корниловскому выступлению. В этой ситуации единственной надеждой Корнилова было, опираясь на немногочисленные верные ему части, быстро захватить контроль над Петроградом.

Из cтавки Верховного Главнокомандующего на Петроград выдвигаются войска Третьего кавалерийского корпуса генерала Крымова и Туземная дивизия под командованием генерала Багратиона. Верные Корнилову войска должны были занять центральную часть города, включая Зимний дворец, где располагалось Временное правительство, а также здание Смольного института, являвшееся штабом большевиков. В результате этих действий военная диктатура Корнилова должна была по факту вступить в силу.

Если в «июльские дни» Временное правительство для подавления «левых» беспорядков прибегло к помощи «правых», то перед лицом угрозы «правого» мятежа оно было вынуждено просить помощи «слева». В Петрограде активно формируются отряды Красной гвардии. На стороне правительства выступают известные революционными настроениями моряки Кронштадта, а также воинские части петроградского гарнизона. Важную роль сыграло противодействие железнодорожников: Всероссийский исполнительный комитет железнодорожного профсоюза, знаменитый Викжель, всячески препятствовал продвижению военных эшелонов на Петроград.

План стремительного наступления провалился, а время играло против корниловцев. Войска, на которые они рассчитывали, всё сильнее попадали под влияние агитаторов, призывавших солдат не выступать «против народной власти». «Дикую дивизию» остановила делегация членов Всероссийского мусульманского совета. Довод был прост: «Нельзя участвовать в подавлении свободы русского народа — это их внутренне дело. Дело же кавказцев — воевать с внешним врагом».

К концу 30 августа стало в целом очевидно, что мятеж потерпел крах. 31 августа застрелился командир Третьего кавалерийского корпуса генерал Крымов. Делегация Дикой дивизии во главе с командиром князем Багратионом, который, кстати, должен был в случае успеха мятежа стать военным комендантом Петрограда, заявляет о верности Временному правительству.

1 сентября новый начальник штаба Верховного главнокомандующего Керенского, генерал Алексеев, производит арест Корнилова и его ближайших соратников.

Первые известия о корниловском выступлении в Одессе были получены 28 августа. Практически все гражданские и военные органы власти заявили о поддержке Временного правительства и категорическом осуждении Корнилова. Было созвано экстренное совещание президиумов всех местных революционных органов, принявшее решение создать «временный революционный комитет» в составе 57 человек. Руководило комитетом исполнительное бюро, в которое вошли командующий войсками округа генерал П. Г. Фелицын, начальник штаба округа генерал Н. А. Маркс и комиссар Временного правительства при штабе округа прапорщик Н. И. Харито. Были приняты меры по охране правительственных учреждений, воинских складов, обеспечен контроль над поступлением и отправлением телеграмм и распоряжений. Ряд лиц, подозревавшихся в сочувствии выступлению Корнилова, были арестованы.

28 августа по улицам города, демонстрируя преданность Временному правительству, дефилировали войска. В их числе был и сформированный подъесаулом Сахно-Устимовичем Гайдамацкий курень, «браво прошедший церемониальным маршем перед командующим войсками округа генералом П. Г. Фелицыным».

Некоторое беспокойство вызвала позиция командующего Румынского фронта генерала Дмитрия Щербачёва. Не поддерживая открыто Корнилова, Щербачёв не выражал и открытого осуждения действий мятежного генерала, призывая своих подчинённых выражать спокойствие: дескать, всё определят дальнейшие события. Поэтому Щербачёву решили «помочь определиться»: в войска были направлены несколько делегаций одесского временного революционного комитета «для контроля за действиями высшего командования». По согласованию с комиссарами генерал Щербачёв призвал войска к «выполнению своего долга защищать Родину от внешнего врага и полному подчинению Временному правительству». Он лично объехал полки, участвовавшие в последних боях, беседовал с солдатами, обвиняя генерала Корнилова в намерении «превратить армию в настоящее войско нагайками и пулемётами». В армии началось избиение офицеров под предлогом, что они «корниловцы».

Самочинно возникают «революционные трибуналы», переименовавшиеся вскоре в военно-революционные комитеты, в состав которых вошли в основном лица крайне левого направления и в ещё большей мере авантюристы, собиравшиеся половить в замутившейся воде рыбку и сделать революционную карьеру.

Аналогичные процессы происходят и в самой Одессе. Газеты писали об «одесском заговоре», «одесском контрреволюционном подполье», правда, недостаточно определённом, но с намёками на участие в них даже охраны арсенала Воронцовского дворца. По распоряжению коменданта города прапорщика Рязанова проводятся «грандиозные облавы, дающие блестящие результаты». Были арестованы многие дезертиры и изъято казённое имущество. Арестован солдат-корниловец, призывавший на летучем митинге на углу Дерибасовской и Екатерининской к неподчинению Временному правительству. Заподозрен в контрреволюционной деятельности и арестован адмирал Хоменко.

Как и во всей стране в целом, ключевую роль в борьбе с «корниловским подпольем» (реальным или воображаемым) в Одессе сыграли различные организации левого толка, и в первую очередь — советы и революционные комитеты. Получив в этих целях поддержку правительства, они быстро набирали вес, казалось, навсегда утраченный «левыми» после разгрома выступлений «июльских дней».

Опираясь на «левых» ради разгрома корниловцев, Керенский самолично посеял семена собственной гибели. Готовые поддержать Керенского против Корнилова, «левые» вовсе не стали союзниками Керенского как такового и сами вынашивали планы его смещения. И противопоставить им Керенскому, также стремительно терявшему популярность, было уже некого: своих сил у него не было, а «правые», готовые противостоять левому мятежу, были разгромлены, разобщены и деморализованы по его, Керенского, собственному благословению. Пытавшийся лавировать между двумя враждующими лагерями, он заложил слишком уж резкий поворот влево — и уже не смог из него выйти. Страна встала на путь, неизбежно ведущий к Октябрю.