Все это, однако, не означает, что Навальный и дальше сможет действовать в одиночку, вербуя в свою команду лишь молодых организаторов протестов. Если ему и впрямь суждено будет приблизиться к власти, появится комплекс новых задач, в которых любому политику неизбежно нужна помощь.
К примеру, такой сферой является экономическое реформирование. Не написание формальной программы, а именно практическое реформирование, требующее одновременно и серьезных научных знаний, и практического опыта госуправления, и существенного влияния в бюрократической среде.
Коалиция для реформ и коалиция для борьбы — это разные вещи. В истории многих крупных экономических преобразований прошлого данное различие отчетливо проявилось. Лех Валенса боролся с польским коммунистическим режимом через левый профсоюз «Солидарность», но реформы проводил с командой либерального экономиста Лешека Бальцеровича.
Борис Ельцин в противостоянии с Михаилом Горбачевым использовал в основном популизм, соблазняя предприятия платить налоги в российскую казну вместо союзной, но, придя к власти, сделал ставку на профессиональную команду Егора Гайдара, с которым раньше и знаком-то не был. Аугусто Пиночет в Чили захватил власть с помощью военной хунты, но реформы доверил не генералам, а «чикагским мальчикам» — молодым выпускникам элитного американского университета.
У Навального сегодня есть несколько условных вариантов коалиции ради реформ. Возможно, разговор о них несколько преждевременен, поскольку Навальный еще очень далек от власти, а потенциальные участники коалиции далеки от мысли о сотрудничестве с ним. Но если через несколько лет ситуация изменится, проблемы создания коалиции будут стоять примерно так же, как сегодня, хотя, возможно, иными будут фамилии конкретных людей.
Первый вариант — союз с реформаторской бюрократией. Подобный подход дает возможность максимально плавно перейти к новой экономической системе, объединяя все силы, стремящиеся к реформам, вне зависимости от их нынешней принадлежности к власти или оппозиции. О важности такой коалиции напоминает опыт команды Гайдара, у которой в свое время союз с бюрократией не слишком удался, из-за чего матерые номенклатурные волки постоянно критиковали «мальчиков в розовых штанишках».
Беда в том, что с нынешней путинской бюрократией сформировать союз довольно сложно. С одной стороны, очевидно, что правительственные экономисты отнюдь не радуются той конфронтации, в которую Кремль втянул страну. Но с другой — среди них нет людей, способных заниматься настоящей политикой, а не просто выполнять административные функции в соответствии с волей вышестоящих лиц.
Антон Силуанов, Эльвира Набиуллина и Максим Орешкин — не более чем технократы, сделавшие кабинетную карьеру. Думается, им даже в страшном сне не привидится попытка реформировать монетарную и финансовую системы иным путем, кроме как с высочайшего соизволения президента. Алексей Улюкаев был до ареста человеком значительно более смелым и самостоятельным, чем его коллеги, но зарулил не туда, куда нужно, и ныне уже не рассматривается ни как влиятельный бюрократ, ни как серьезный оппозиционер.
Теоретически реформаторскую бюрократию мог бы представлять Аркадий Дворкович, уже пытавшийся играть подобную роль в бытность Дмитрия Медведева президентом. Он представляет то же поколение, что и Навальный, а людям близким по возрасту проще договариваться между собой без заискивания и попыток взглянуть на партнера сверху вниз. Однако Дворкович даже в лучшие времена, работая помощником президента России, не смог привлечь к себе внимание — тихо отсидел в Кремле и столь же тихо перебрался со своим шефом в правительство. Если Медведева через год отправят в отставку, Дворкович, скорее всего, вообще из большой политики уйдет на раннюю, спокойную и хорошо обеспеченную «пенсию».
Второй вариант — союз с бизнесом. Для любого политика в любой демократической стране подбор союзников среди «денежных мешков» представляет собой важнейшую задачу. Даже при кажущемся нонконформизме протестных лидеров. Невозможно бесконечно собирать по копейке с народа на разоблачение толстосумов. Надо когда-то начать собирать по рублю с толстосумов для того, чтобы от разоблачений перейти к преобразованиям.
С российским бизнесом, однако, тоже возникает проблема. Такие люди, как Борис Титов, умело настроились на лоббирование своих интересов, а такие, как Сергей Глазьев, могут дать серьезное теоретическое обоснование для лоббирования. В общем, они существуют не для того, чтобы совместно с оппозиционными политиками трансформировать страну, а скорее для того, чтобы совместно с политиками правящими использовать имеющиеся у государства ресурсы.
Конечно, наряду с лоббистскими организациями у нас существует крупный бизнес, ворочающий миллиардами и потому способный думать не о тактических выгодах, а о стратегических результатах. Сначала Михаил Ходорковский, а затем Михаил Прохоров пытались некоторое время вкладываться в развитие России. Но Кремль подобные инициативы стал жестко пресекать. И нынче никакой союз Алексея Навального с условным Алишером Усмановым представить уже невозможно.
Третий вариант — союз с интеллектуальной оппозицией, включающей в себя много профессионалов. Если политическая оппозиция конкурировала с Навальным за лидерство и потому была недоговороспособна, то интеллектуальная, напротив, может реализовать себя лишь в сотрудничестве с сильным лидером, стремящимся к реформам. Более того, сегодня целый ряд квалифицированных экономистов ищет возможность самореализации за границей, поскольку в России не имеет перспектив. Подобное положение в принципе должно усиливать склонность интеллектуалов к тому, чтобы поработать на Навального не за страх, а за совесть.
Среди толковых и оппозиционно настроенных людей, не востребованных внутри страны, выделяются Сергей Алексашенко, Андрей Илларионов, Сергей Гуриев.
Первые двое имеют большой опыт работы во власти. Третий особо авторитетен за рубежом в международных финансовых кругах. При этом каждый из них вполне мог бы составить хорошую программу реформирования застойной российской экономики. Эти люди намного ярче бюрократов, оставшихся во властных структурах. У них есть драйв. Есть интерес к тому, чтобы делать что-то для России, а не только для своего кармана. В известном смысле они на Навального похожи.
Беда лишь в том, что каждый из них существует сегодня сам по себе и не связан с российскими бюрократическими и деловыми кругами. Каждый из них может при благоприятных условиях стать реформатором, но в то же время рискует повторить судьбу Гайдара, которого бюрократия не приняла. Понятно, что любой реформатор, чей авторитет держится лишь на авторитете пригласившего его политика, будет слаб и ограничен в своих действиях.
Существует еще промежуточный вариант — Алексей Кудрин. С одной стороны, грамотный эксперт, выведенный за рамки путинской административной системы. С другой — министр (в недавнем прошлом), не утративший еще наработанные за долгие годы связи с бизнесом и бюрократией. Путин привлек Кудрина к разработке концепции реформ, поскольку сбылись печальные предсказания, сделанные им при уходе в отставку осенью 2011 года. Но вероятность того, что концепция Кудрина действительно будет реализована, невелика. Слишком большие перемены нужны России. И не только в экономике. Путин на перемены не пойдет, и определится это, скорее всего, после его инаугурации на четвертый президентский срок в 2018-м.
Соответственно, с лета или, скорее, с осени будущего года в российских политико-экономических кругах настанет пора очередного поиска. Развеются иллюзии, и придет время новых оценок.