Объем власти, сосредоточенной в руках иранского вождя, таков, что смена его может вызвать поистине тектонические сдвиги во внутренней и внешней политике 80-миллионной исламской республики. И самое опасное в этой ситуации — непродуманное постороннее вмешательство и давление. Именно этим занимается сейчас администрация Дональда Трампа.
Верховный лидер Ирана аятолла Али Хаменеи во время молитвы в Тегеране. 26 июня 2017
Пожизненный главнокомандующий и религиозный вождь
Уход Хаменеи может стать крупнейшим политическим изменением в исламской республике за последние 28 лет — с 1989 года, когда ушел из жизни первый верховный лидер, отец-основатель исламской республики аятолла Рухолла Хомейни. Занявший его место Хаменеи за годы своего правления существенно реформировал политическую систему страны, с одной стороны, распространив финансово-бюрократический контроль на институты религиозной власти, с другой — наделив ее дополнительными полномочиями и привилегиями. В то же время он неуклонно уменьшал роль избранного правительства, создавая параллельные структуры и наполняя министерства, университеты, вооруженные силы своими прямыми и косвенными представителями.
Но, возможно, самой важной реформой Хаменеи стало усиление Корпуса стражей Исламской революции (КСИР), который из народного ополчения окончательно превратился в параллельную регулярную армию, полностью лояльную верховному лидеру, и одновременно в мощную финансово-экономическую структуру, контролирующую сотни иранских компаний.
Солдаты Корпуса стражей Исламской революции (КСИР) во время военного парада в Тегеране
"Власть духовного лидера Ирана в стране поистине безгранична — он пожизненно является и Верховным главнокомандующим, и главой республики, и религиозно-идеологическим вождем, подчиняя себе все части и все стороны жизни государства. Тогда как избираемый раз в четыре года президент — всего лишь второе лицо в стране, которое обязано следовать генеральной линии, разработанной верховным лидером и его соратниками", — поясняет эксперт международного дискуссионного клуба "Валдай", старший научный сотрудник Института востоковедения РАН, профессор Владимир Сажин.
По его словам, сейчас Совет экспертов (высший орган, наделенный правом выбирать верховного лидера, состоящий из восьми десятков аятолл) вынашивает планы будущего устройства духовной власти Ирана. По одному из них вместо поста единого вождя может быть учрежден коллегиальный орган — некое "политбюро", состоящее из трех или даже пяти представителей высшего духовенства. По другому плану верховный лидер по-прежнему останется один, но его политические полномочия могут быть существенно ограничены в пользу президента. Наконец, рассматривается и третий вариант, при котором все остается как есть.
"В этом, последнем случае, безусловно, очень многое будет зависеть от того, кого именно Совет экспертов выберет в качестве нового верховного лидера", — говорит Владимир Сажин.
В качестве возможных претендентов на пост верховного лидера сегодня чаще всего называют трех видных политиков из числа высшего духовенства. Это глава нынешней судебной системы Ирана 56-летний Али Лариджани, его предшественник на этом посту 68-летний Махмуд Хашеми-Шахруди и бывший генеральный прокурор 57-летний Ибрагим Раиси, который был соперником нынешнего президента Хасана Рухани на состоявшихся 19 мая выборах главы государства.
Кандидат в президенты Ирана Ибрагим Раиси в Тегеране. 16 мая 2017
Лариджани известен своими ярыми антизападными взглядами, полной преданностью Хаменеи и резкой критикой президента Рухани за его политику "ядерной сделки" с Западом. За вынесение жестких наказаний оппозиционным активистам Евросоюз внес его в список основных нарушителей прав человека в Иране. У него сложились хорошие отношения с командованием КСИР. Единственное, что может реально помешать избранию Лариджани, — обвинения в коррупции, которые в 2013 году обрушил на него и его семью экс-президент Махмуд Ахмадинежад, которые, правда, тогда так и не нашли подтверждения.
Шахруди, как и Лариджани, давний и близкий соратник Хаменеи, который разделяет его антиамериканские взгляды. Во главе судебной власти он вел себя мягче в отношении оппозиционеров и предпринимал безуспешные попытки реформировать судебную систему, искоренив коррупцию, — это ему так и не удалось. Как и Хаменеи, он носит звание "сеид", то есть считается потомком пророка Мухаммеда. В то же время у него нет тесных связей ни с КСИР, ни с другими силовиками.
Фаворитом в этой тройке кандидатов считается Раиси. В 80-е, в начале своей карьеры, будучи на посту заместителя прокурора города Тегерана, он принимал участие в казнях противников режима. Венцом его правовой карьеры стала должность генерального прокурора, которую он занимал два года. В марте 2016-го он был назначен главным хранителем усыпальницы имама Резы в Мешхеде и главой одного из самых богатых фондов исламского мира Астан-и Кудс Разави. Входит в число наиболее близких сторонников аятоллы Хаменеи и пользуется большим авторитетом в силовых структурах, включая КСИР.
Предсказать, на ком остановит свой выбор Совет экспертов, практически невозможно, утверждает Владимир Сажин. В свое время он выбрал Али Хаменеи, который был явным аутсайдером в числе претендентов и даже не обладал титулом "марджа ат-таклид", то есть "великий аятолла", а был простым аятоллой.
"Однако нельзя не принимать во внимание такое, например, обстоятельство, что не столь давно Совет экспертов по естественным причинам несколько обновился. В него вошли новые, более молодые представители духовенства, среди которых есть приверженцы либеральных реформ", — говорит профессор Сажин.
"Несмотря на абсолютную власть, которой обладает верховный духовный руководитель Ирана, любой новый лидер, кто бы ни пришел на смену Хаменеи, будет религиозным консерватором. И никаких резких изменений внутренней и внешней политики страны ожидать не стоит", — убежден директор Центра изучения стран Ближнего Востока и Центральной Азии Семен Багдасаров.
"С политической сцены Ирана постепенно уходит поколение революционеров-соратников и последователей аятоллы Рухоллы Хомейни, создавших и обеспечивавших в целом успешное функционирование теократического и крайне идеологизированного государства — Исламской Республики Иран. Тем не менее в обозримом будущем вряд ли следует ожидать резкой смены политического курса этой страны", — считает и эксперт клуба "Валдай" Александр Марьясов, который с 2001 по 2005 год был послом России в Иране.
Портрет верховного лидера Ирана Рухоллы Хомейни на стене разрушенного дома. 1990
Созданные духовенством судебные, правоохранительные и силовые структуры, господствующая идеологическая атмосфера пока надежно обеспечивают бесперебойное функционирование теократического государства. А достаточно эффективная система сдержек и противовесов все еще сглаживает внутриполитические разногласия и противоречия, в том числе между выборными и назначаемыми органами власти, радикальным и либеральным лагерями иранского общества, полагает дипломат.
"Конечно, такие разногласия могут усиливаться и обостряться, но никто в Иране сегодня не заинтересован в резких, революционных изменениях и не хочет "раскачивать лодку". Судя по всему, всех устраивает эволюционный путь развития страны", — убежден Александр Марьясов.
Однако сейчас в Иране, напоминает Владимир Сажин, продолжается и обостряется жесткая внутриполитическая борьба между либеральными реформаторами, с одной стороны, и радикальными консерваторами, мечтающими вернуть страну в первые послереволюционные годы, когда ею руководил аятолла Хомейни, с другой.
Почему Вашингтону не хватает "стратегического терпения"
Те, кто поддерживают президента Рухани, и те, кто его критикуют, нацелены на одно и то же — на его усилия по заключению "ядерной сделки" с Западом, которая должна была положить конец международной изоляции Ирана и дать мощный импульс экономическому развитию страны за счет увеличения экспорта нефти и притока иностранных инвестиций. По словам Семена Багдасарова, в исламской республике растет число людей, которым просто надоел "железный занавес".
Сторонники кандидата в президенты Ирана - действующего президента страны Хасана Рухани в Тегеране накануне выборов
Но и число недовольных политикой президента растет, поскольку эффект от "ядерной сделки" все еще не тот, который ждали, — не многие западные страны спешат вкладываться в экономику Ирана. Потому не снижается бюджетный дефицит, не уменьшается безработица. Новые санкции, которые вводит администрация США, бьют и по Рухани, и по всем либерал-реформаторам, давая новые козыри консервативным радикалам.
Эта стратегия, по его словам, заключается, во-первых, в усилении экономического давления на Иран путем санкций, во-вторых — в поддержке сепаратистских настроений внутри страны среди курдского, белуджского и арабо-суннитского населения. Есть и третье направление: уничтожение так называемой шиитской дуги, для чего США с помощью союзников ведут бои на границе Ирака с Сирией, чтобы не допустить контроля Ирана за ее участками.
Президент США Дональд Трамп отказался от политики "стратегического терпения", провозглашенной его предшественником Бараком Обамой, и назвал "ядерную сделку" с Ираном "наихудшим соглашением". По мнению Багдасарова, такая смена настроений в Белом доме произошла под влиянием Израиля. Однако, что бы ни было причиной, но усиление давления на Иран, а тем более попытки расшатать ситуацию в этой стране изнутри, вряд ли могут дать желаемый результат и привести к смене режима на более прозападный и демократический — все ровно наоборот.