Но при этом представители истеблишмента разрываются между «плохими» референдумами, то есть теми, которые угрожают самим основам либерального общества, и «хорошими» — соответственно, теми, что служат делу укрепления либерализма. Как отличить один от другого?
Опасения Макрона вызваны вот чем. Одно из требований «желтых жилетов» — принятие закона, обязывающего проводить референдумы по народной инициативе. По задумке авторов, достаточно собрать 700 тысяч подписей для того, чтобы во Франции состоялся всеобщий опрос. Это требование вызвало резкие возражения у представителей власти. Министр экономики Мунир Махжуби гневно заявил, что референдум может создать «большую опасность нашей стране».
Сам Макрон, указывая на политический кризис у соседей в связи с Brexit, отметил, что британский референдум привел к хаосу, подвергся «манипуляциям извне» и сопровождался «фейковыми новостями». Он, правда, не стал уточнять, что «извне» как раз дружно агитировали противники Brexit (в этом же нет ничего плохого, с точки зрения истеблишмента).
Макрон — далеко не первый европейский лидер, выказывающий «референдофобию». Напомним, что в том же 2016 году истеблишмент проиграл еще и референдум в Нидерландах. После чего премьер этой страны Марк Рютте сообщил: «Я полностью против референдумов. И полностью-полностью-полностью против референдумов по международным соглашениям». В итоге в Голландии кинулись менять закон, фактически запрещая референдумы по народной инициативе. Причем кинулись те самые партии, которые ранее многие годы добивались таких референдумов, делая это требование частью своих программ.
Сразу после решения о Brexit, вызвавшего шок у западного истеблишмента, либералы принялись дружно ругать референдумы как таковые. Особенно старался основной рупор европейского истеблишмента — журнал The Economist. «Не позволяйте людям решать», — называлась одна из редакционных статей этого журнала. Все бросились объяснять, «почему референдумы проблематичны» или «не столь демократичны, как может показаться». Это тогда стало общим нарративом почти всех мейнстримных СМИ Запада.
Но затем в той самой либеральной публике возникла и резко начала набирать популярность идея проведения повторного референдума по Brexit. В частности, этим стал одержим Джордж Сорос, который во многом и определяет позицию мейнстрима. Погодите-погодите, но ведь референдумы — это же плохо? Ах да, оказывается, есть и «хорошие» референдумы, если их результаты можно использовать на пользу истеблишменту.
И тут вдруг на страницах того же The Economist допустили, что «второй референдум имеет смысл». А структуры Сороса, еще недавно так не любившего плебисциты, немало вложились в мае прошлого года в ирландский всеобщий опрос по абортам. Поскольку либералы выиграли тот референдум, то он считается у них «хорошим», «правильным». Вот и появляются теперь на соровских же ресурсах статьи, которые на вопрос, «улучшают ли референдумы демократию?», отвечают: «Если их проводит народ, как в случае с Ирландией, референдумы указывают путь к улучшению демократии. И наоборот — если это делают политические элиты, как в Великобритании и Колумбии».
То есть запомним: если результат референдума устраивает Сороса, то это «хороший» референдум. А если бы он проиграл в той же Ирландии, то это, разумеется, был бы «антинародный» опрос общественного мнения, который, в общем-то, можно и проигнорировать.
Все просто.
Вот и с Brexit элиты сейчас все чаще заклинают: давайте организуем повторный (но теперь уже «хороший») референдум — с тем чтобы исправить результат того, «плохого». Но это уже должен быть последний референдум для Британии. Ну, если он, конечно, приведет к «правильному» результату.
Все в том же The Economist теперь публикуют статьи, обличающие саму идею референдумов (мол, это «инструмент диктаторов и демагогов»). И в то же время их авторы заявляют, что попытка решить проблемы, порожденные референдумом, прибегнув к другому референдуму, — это все равно что лечить похмелье спиртным. И «народное вето» может «превратить референдум из проблемы в решение».
Справедливости ради надо отметить, что двойные стандарты относительно референдумов — не изобретение Запада. В России-то тоже, если помните, были «хорошие» и «плохие» референдумы. Например, либеральная тусовка гневно осуждала наш первый референдум 17 марта 1991 года, когда подавляющее большинство народа высказалось за сохранение СССР (и спустя всего несколько месяцев Советский Союз развалили). Или так же наши либералы относятся к итогам «плохого», с их точки зрения, референдума о возвращении Крыма в состав России.
Разумеется, если эти результаты устраивают кого надо.