В последние дни аналитические мощности Восточной Европы резко сосредоточились на вопросе о том, как правильно общаться с Россией.
Во-первых, аналитики активно подводят итоги встречи российского и белорусского президентов в Сочи и делают прогнозы.
Во-вторых, в Польше возникла дискуссия о России, в которой внезапно активизировался подзабытый у нас экс-президент Лех Валенса.
Клиническим примером такой аналитики может служить статья в украинском деловом издании "Капитал". Авторы напоминают, насколько белорусская экономика тесно связана с российской ("более 40% белорусского экспорта идет в Россию. Некоторые отрасли, вроде мясной, молочной и машиностроения, зависят от него почти целиком"). А затем делают любопытный вывод: "Диалог о дорожных картах по интеграции либо похоронен, либо отложен на неопределенный срок. Без более дешевых нефти и газа весь процесс теряет для Минска смысл".
То есть Минск так зависим от Москвы экономически, что без уступок с российской стороны в интеграции для него нет никакого смысла. Запомним эту логику и посмотрим, что происходило тем временем в Польше.
Там по поводу России тоже развернулось что-то вроде дискуссии. Толчок ей, судя по всему, дал посетивший Варшаву на прошлой неделе президент Франции Эммануэль Макрон. Он ритуально поддержал Польшу в ее историческом противостоянии с восточным соседом, а затем добавил, что "дистанцирование Европы от своей части, России, является большой ошибкой". И что общий язык нужно тем не менее искать и так далее.
Очевидно, такова позиция "старой Европы": острое противостояние с Россией — это не то, что сейчас нужно. Снизьте накал.
И польские политики начали пытаться накал снижать — правда, не то чтобы умело. Стоило, например, главе МИД Польши заявить, что "исторический спор с Россией уже выигран" и "настало время нормализовать отношения", — как его зам тут же добавил, что Польша вправе требовать от России репараций за Вторую мировую.
…А параллельно, как уже говорилось, активизировался Валенса. Этот экс-глава "Солидарности", лауреат Нобелевской премии мира и экс-президент Польши сейчас у себя на родине не очень влиятелен. Скорее, он работает в эксцентричном жанре скандальных заявлений. Однако экс-герой нации явно не оставляет надежд вернуть себе авторитет — и перед выходными вышел даже в российское медийное пространство.
В интервью изданию "Собеседник" Валенса озвучил следующие тезисы:
1) он хотел бы побывать 9 мая в Москве;
2) отношения России и Польши можно сделать хорошими;
3) да, Польша продвинула в Европарламенте и приняла у себя резолюцию о том, что СССР виноват во Второй мировой войне. Но Россия должна сделать шаг навстречу ("Меня всегда учили: всегда тот, кто сильнее, протягивает руку более слабому. Россия мощная, Польша намного слабее"), создать несколько комиссий по примирению с Польшей и прочее;
4) "Если Путин выйдет с таким предложением, я заставлю Польшу — несмотря на то, что я на пенсии, — принять эту идею".
…А теперь — самое интересное. Есть кое-что, объединяющее подход Леха Валенсы, украинских мегааналитиков и целой пачки европейских деятелей к восприятию России.
Это общее — железная уверенность: смысл любых отношений с Россией состоит в том, чтобы Россия что-нибудь дала и уступила. Ни у кого из партнеров России не может быть в отношениях с ней иного интереса, кроме выбивания уступок и подарков.
В этом согласны все — и восточноевропейские голуби, и восточноевропейские ястребы.
Просто ястребы исходят по привычке из догмата 1990-х: Россия побеждена раз и навсегда, Россия только кажется сильной, а на самом деле вот-вот рухнет, об этом буквально вчера опять в "Таймс" писали. И поэтому Россия даст и уступит, если на нее сильнее давить, яростнее нападать и больше требовать. Она не хочет дать нам миллиард? Что ж, потребуем два. А потом четыре, а потом восемь — и однажды, когда она рухнет, она все даст.
А "голуби", они же "реалисты", ведут себя примерно как Валенса. То есть полагают, что Россия даст и уступит, если сказать ей несколько добрых слов. Например, что она большая. Или что она сильная. Или что она часть Европы — и поэтому нам, европейцам, нужен общий язык.
Эти "реалисты" полагают — если на словах принять Россию в родственники, она сразу растает и даст что попросишь: и миллиарды, и уступки, и нефть со скидкой.
А самое поразительное тут вот что. Даже когда они видят, что Россия больше не поддается давлению и не платит за любовь, — они не могут этого принять. В их картине мира это просто не умещается. Как так — Россия отказывается давать и уступать, что за глупости. Ведь если она не будет нам платить за любовь, то мы перестанем говорить ей добрые слова. Неужели она на это пойдет? Неужели ей все равно, что мы о ней думаем?
Есть основания полагать, что когда до партнеров дойдет правда (что России действительно все равно — она им не верит, не боится их и не просит любви), — это будет настоящий шок и отрезвление.
Но это отрезвление наступит еще явно не сейчас.