Думаю, что фигурантам последних культурных скандалов кажется, что они разыгрывают свое действие в интерьерах советской эпохи, не поменявших своих основных параметров. Тогда конфликт художника и государства превращался в подлинную драму, а иногда и трагедию.
Творец, бросивший вызов власти, посмевший сорвать с нее покровы, становился если и не героем, то уж точно страдательной фигурой в самом высоком, античном смысле. Он вступал в борьбу, в которой победа была невозможна по определению, – государство выступало в роли рока, фатума, сметающего на своем пути любые отдельные песчинки, вознамерившиеся заявить о своем существовании.
Такой конфликт означал для человека творческой профессии потерю всего – возможности публиковаться, ставить спектакли, снимать кино, вообще работать по специальности.
Поэтому выход на сцену по мотивам «не могу молчать», чем бы он ни был спровоцирован – верностью принципам или припадком душевного нездоровья, – был поступком, который мог сломать и довольно часто ломал художнику судьбу.
За такой выбор многие расплатились по полной – одни на долгие годы теряли работу, другие родину, третьи свободу. В любом случае такие истории позволяли помнить о том, что ситуация, описанная Пушкиным, не является полностью безвыходной.
Одни приближены к престолу,
А небом избранный певец
Молчит, потупя очи долу».
Константину Райкину не впервой выступать в роли обличителя неправедного государства. Еще осенью прошлого года на Съезде театральных деятелей он бросил в лицо властям горькие слова о недопустимости цензуры.
Легко себе представить, с какими последствиями столкнулся бы деятель культуры, посмевший обвинить партию и правительство в цензурных ограничениях свободы творчества. Но демарш Райкина, кстати, не озаботившегося задачей привести примеры засилья цензуры в России, никак не отразился на его биографии, более того, театр в следующем году был, как и обычно, профинансирован Министерством культуры.Помимо этого, «Сатирикон», испытывающий уже не первый год финансовые сложности, получил специальный президентский грант.
Ситуация, прямо скажем, мало коррелирует с советскими временами. Власть не просто не растоптала своего хулителя, а продолжила давать ему деньги в запланированных объемах и в превышающих запланированные.
Что-то подсказывает мне, что и у Константина Райкина, и у недавно выступившего в защиту арестованных по делу Серебренникова главы Союза театральных деятелей Александра Калягина не было никаких опасений относительно репрессий, которые они могут навлечь на себя своими заявлениями. Это точно не та диспозиция, когда художник поднимается против махины государства, зная, что неизбежно будет раздавлен.
Финансовые проверки «Сатирикона» не кажутся чем-то из ряда вон выходящим, особенно после вскрытых, но еще не доказанных злоупотреблений в деле «Седьмой студии» Серебренникова.
Государство проявляет, если брать для сравнения не столь уж отдаленные от нас времена, какое-то невероятное благодушие, граничащее, как иногда кажется, с безалаберностью и попустительством банальному воровству.
Но это к лучшему. Слава Богу, что репрессивная советская практика навсегда ушла в прошлое, хотя отдельные деятели культуры на ее обломках еще и пытаются изображать «смелость и бескомпромиссность в отстаивании свободы творчества».
Удивительно в этой имитации борьбы с государством – душителем свободы одно: насколько художники лишены слуха и чуткости, понимания, что общество очень определенно настроено против них.
Но общество сегодня более, чем когда-либо, склонно подозревать, что и художник очень даже способен провороваться, и государство может быть абсолютно право и логично в своих к нему претензиях. Поэтому старая как мир оппозиция «поэт и царь» сегодня работает очень плохо.Во-первых, если ты винишь государство в удушении свободы и противодействии творчеству, будь любезен отказаться от всяческих с ним сношений, в первую очередь финансовых.
И тогда руки у тебя развязаны – ты снова можешь клеймить власть, рассчитывая на доверие общества.