Сегодня в мире сложно найти термин, имеющий как в образованных кругах, так и среди простого народа более негативную коннотацию, чем «фашизм». Фашисты, захватившие в XX веке власть почти во всей Европе, совершили столько преступлений, что мировое общественное сознание признаёт фашизм наиболее человеконенавистническим политическим и идеологическим течением современной истории. Огромную роль в этом сыграли нюрнбергский процесс и кинохроника массового уничтожения и истязания людей.
Сам же термин «фашизм» превратился в политическое оскорбление. Только самые отъявленные маргинальные элементы сегодня гордо называют себя фашистами, остальные, в том числе и обыкновенные фашисты, предпочитают себя самоопределять совсем в других, более мягких названиях.
Разные определения
Подобно тому как нельзя судить о человеке по тому, что он сам о себе говорит, нельзя судить об объективном социальном явлении — фашизме — по тому, как фашисты сами себя называли, называют и что о себе писали и пишут. Абсолютно антинаучно и даже аморально популярное в кругах «специалистов» буквоедское «разъяснение», что фашисты были в Италии, а в Германии — национал-социалисты, в Испании — франкисты и так далее. Дескать, всё это разнородные политические явления, которые советская пропаганда намеренно смешала.
У нас в Российской Федерации имеется вполне официальное юридическое определение фашизма, сформулированное РАН для администрации Президента ещё в 1995 г.: Фашизм — это идеология и практика, утверждающая превосходство и исключительность определённой нации или расы и направленная на разжигание национальной нетерпимости, обоснование дискриминации в отношении представителей иных народов, отрицание демократии, установление культа вождя, применение насилия и террора для подавления политических противников и любых форм инакомыслия, оправдание войны как средства решения межгосударственных проблем.
Правда, это определение нельзя назвать сущностным, оно лишь описывает признаки явления, причём в его конкретной исторической форме европейского фашизма Германии, Италии и их союзников.
В своё время Коминтерн с подачи СССР дал каноническое в марксистских кругах определение фашизму, как «открытой террористической диктатуры наиболее реакционных, наиболее шовинистических и наиболее империалистических элементов финансового капитала в целях осуществления исключительно грабительских мер против трудящихся, подготовки хищнической империалистической войны, нападения на СССР, порабощения и раздела Китая и на основе всего этого предотвращения революции».
Однако оно не стало общепризнанным ни в научных, ни в политических кругах. Коминтерн был органом сугубо политическим и имел влияние в основном только на коммунистов. Причём практика показала, что влияние это оказалось по большей части не идейным, а административным. Коминтерн в годы войны в связи с признанием того, что централизованное руководство коммунистическим движением себя исчерпало в новых условиях и каждая партия должна самостоятельно действовать в своей родной стране, самораспустился. Его теоретические установки перестали быть обязательными к исполнению компартиями, и начались натуральный разброд и шатания по многим вопросам, в том числе по вопросу сущности той или иной политической линии.
Например, после смерти Сталина китайцы и албанцы выдвинули в отношении СССР теорию «социал-империализма», явно соотнося его политику с агрессией фашистских государств, а в советской пропаганде намекали на родственность маоизма и гитлеризма. Да и сегодня в КПК «Банду четырёх» официально иногда именуют фашистской. Короче говоря, каноническое определение Коминтерна, как и все другие его идеи, стали жертвой разноголосицы коммунистов, которые сами задвинули теоретически понятия и начали обзываться фашизмом или оскорбительно намекать на фашизм даже в отношении друг друга.
Кроме того, определение Коминтерна тоже весьма исторично. По нему фашизм есть диктатура против революции, причём явно просоветской, следовательно, там, где такой угрозы нет, по логике, и фашизму не место. Но так ли это в действительности? Скорее нет.
В то же самое время на Западе развивались свои представления о фашизме по ещё более печальной логике. Дело в том, что после объявления Америкой холодной войны СССР возник некоторый идейный казус, состоявший в том, что «демократический мир» от угрозы фашизма спас, вообще говоря, коммунизм в лице СССР. Тогда ещё фальсифицировать историю, что бравые американские солдаты практически в одиночку победили Гитлера, было невозможно — люди бы просто засмеяли, в том числе американские и английские ветераны.
Так вот, политикам остро потребовалось как-то ясно и понятно обосновать, что коммунизм и СССР — это плохо и с ними надо бороться. Наиболее отсталым слоям американцев и европейцев было достаточно того, что коммунисты против бога и неважно, что в СССР была свобода вероисповедания. «Кто не верит в христианского бога, тот враг Америки!» — такой лозунг работал прекрасно. Даже на банкноты доллара набили знаменитое «In God we trust». А вот людям с образованием нужно было дать что-то повесомее и поинтереснее.
Архитекторами холодной войны на идеологический щит была поднята теоретическая концепция американских интеллигентов, которая позволяла легко и наглядно смешивать фашизм и коммунизм. Она была включена во все образовательные программы и растиражирована в СМИ как общепризнанная. Это концепция деления всех социально-политических режимов на три типа: демократия, тоталитаризм и авторитаризм. Первый — это правильные, хорошие страны Запада. Второй — это фашисты и коммунисты, а третий — всё остальное. Таким образом, под фашизмом с этой точки зрения имеется в виду правый, националистический, расистский тоталитаризм.
Причём в основе самой идеи такого деления лежали вполне себе объективные факты. Действительно, в западных странах имелись демократические свободы в классическом понимании французской и американской революций (многопартийный парламент, свобода слова, передвижения и прочие гражданские права), тогда как при фашизме они попирались или отсутствовали. В коммунистических странах эти свободы тоже отчасти присутствовали, но на Западе считали их неправильными и неполными. Справедливости ради следует отметить, что коммунисты, в свою очередь, западные свободы и гражданские права считали чисто формальными и тоже их активно критиковали.
Таким образом, марксистское определение фашизма давалось через экономику, через власть финансового капитала, тогда как на Западе сформировалось понимание фашизма через сферу политики — если государство контролирует все сферы жизни общества, значит, это тоталитаризм, который может быть правым — фашизмом и левым — коммунизмом
О сущности фашизма
Разумеется, определять политический режим через экономические факторы куда более научно, чем через собственно политику, ведь экономика объективно первична по отношению к политике, идеологии и культуре. Более того, в обществе нет ни одного явления, которое появилось бы не вследствие неразрывной исторической цепи причинно-следственных связей и не было бы прямо или косвенно связано с теми или иными экономическими законами и закономерностями. В этом-то и заключается недостаток определения Коминтерна, так как не ясно, откуда появились «наиболее шовинистические и наиболее империалистические элементы финансового капитала» и почему они стали шовинистическими и империалистическими. Обычно это объяснялось угрозой коммунизма, но это, как сказано выше, очень слабый аргумент.
Поскольку появление фашизма не связано с особенностями развития отдельных народов, а является закономерным для любой страны, данная выше методологическая установка означает, что вся совокупность экономических отношений человечества предопределила неизбежность возникновения фашистской идеологии и создала опасность возникновения фашистского политического режима.
И здесь хочу высказать три мысли на суд читателей для приближения к выводу о сущности фашизма, который и должен его определять.
Первое. Какова основная тенденция системы объективных экономических законов той самой изживающей по мнению В.В. Путина модели капитализма? Экономики крупнейших доминирующих стран уже максимально монополизированы, все наиболее капиталоёмкие сегменты рынков контролируются группами крупнейших финансово-промышленных корпораций, что вынуждает капитанов бизнеса и подконтрольных им политиков признавать, что продолжить рост прибыльности возможно только за счёт подавления конкурентов в глобальном масштабе.
Просто они это признание, особенно на публике, не всегда выражают прямо, а прикрывают рассуждениями о «национальной безопасности», «защите западных ценностей», «заботой о гражданских правах» и мессианском спасении народов от авторитаризма и тоталитаризма. Поговорили об угрозах, исходящих от режима Саддама, а лапу наложили на иракскую нефть. Поговорили об ужасах режима Кадаффи, а к рукам прибрали ливийские недра. Поговорили о бесчеловечности режима Асада, а руки протянули к сирийской нефти. Поговорили о последнем диктаторе Европы, а чешутся руки по белорусской промышленности и газовой инфраструктуре. Особенно американских светочей демократии раздражают страны, в которых сильный госсектор и богатые природные ресурсы.
Второе. А в чём, собственно, сущностная разница между гитлеризмом и колониальной политикой старых европейских империй XIX, XVIII, XVII... века? Разве они не стремились, как и Гитлер, к мировому господству и не применяли геноцид по расовому и этническому принципу? Расизм придумали вовсе не в Германии, он был вполне респектабельной имперской идеологией в Европе задолго до Гитлера и фашистов. И, между прочим, колониальному фашизму не мешало становление и развитие демократических институтов внутри метрополий.
Разве политики, которые развязывали Первую мировую, говорили по сути не то же самое, что гитлеровцы с их «жизненным пространством» для немцев? Вообще говоря, немецкий и итальянский фашизм во многом завоевал популярность на основе реваншистских настроений после Версальской системы.
Третье. Если по методам и средствам агрессивная политика глобализации с навязыванием «свободной торговли» и западной идеологии сильно отличается от гитлеровского милитаризма с его тотальной войной и истреблением народов, то по конечным целям они же тождественны. Более того, и колониализм, и гитлеризм, и глобализация в американско-европейском понимании — это политика установления мирового господства одной этнической группы магнатов.
Таким образом, есть все основания считать, что в сущности фашизм — это вовсе не свастики и даже не лагеря смерти, а система идеологии и политики, обслуживающая стремление самых мощных и крупных частных корпораций (рабовладельческих, феодальных, рыночных) к полному подавлению конкурентов в мировом масштабе. Такой взгляд на фашизм продиктован рассмотрением материальной исторической причины его возникновения, и нет никаких оснований к тому, чтобы выделять европейский фашизм времён Второй мировой в какое-то отдельное понятие из-за развенчания его преступных средств и методов. Во-первых, какая-нибудь Британская империя действовала теми же средствами и методами, хотя никем и не была осуждена, а, во-вторых, невинных жертв от вековой политики войн и террора тех же демократических США, которые открыто не используют ни этнических чисток, ни лагерей смерти, может быть и больше.
Исходя из сказанного легко понять, например, кому служат фашистские банды на Донбассе, чьи претензии на мировое господство они защищают. Но вопрос можно поставить и шире, чем эти банды украинских нациков отличаются от самого украинского правительства после 2014 года...
Автор: Анатолий Широкобородов