Во-первых, он должен быть голубем для нас — и ястребом для них.
Чтобы он постоянно что-нибудь облегчал, упрощал, делал более мягким, комфортным, свободным — для собственного народа.
Но при этом — ужесточал, запрещал, блокировал, бил по рукам — разного рода друзей и партнеров, желающих что-то ценное у нас стащить.
А то ведь как принято в России? — либо всем все разрешить, гуляй, рванина, раздаем подарки всему миру, либо всем все запретить, и прежде всего своим.
А надо — дома быть либералом, а в гостях — терминатором.
Во-вторых, он должен принадлежать прошлому и будущему одновременно.
Чтобы и — гнать с должностей проходимцев, и — на Бессмертный полк.
Чтобы и — новая хрюкономика, великие свежие хреновации, самые новые-хреновые подходы к чему угодно, и — в очередь к мощам, в Севастополь, в Рязанскую область, на землю, в избу, в тайгу.
А то ведь как принято в России? — либо не менять ничего и никогда, лучше дойдем до состояния Черненко начала 1985 года, но с места не сдвинемся, либо — гори оно все огнем, проклятое прошлое, прыгай, старушка, с корабля современности вниз головой.
А надо — менять, не выбрасывая. Ремонтировать, не снося.
Ну и наконец, самое главное.
В идеальном политике должно быть что-то кроме политики — чтобы ему доверять.
Он должен сделать что-то другое.
Не предназначенное для аплодисментов избирателей — рискованное, одинокое, невыгодное, трудное. Просто другое.
Отвоевать. Хлебнуть несправедливой тюрьмы. Открыть дальние острова. Построить школу и в ней преподавать. Написать хороший роман. Послужить в церкви. Пожить в лесу. Вылечить чужого ребенка.
Доказать своей жизнью, что он не состоит из одного голого и пустого тщеславия, из одной жажды успеха — как все эти Керенские и Горбачевы, Ельцины и Навальные, Клинтоны и Макроны.
Потому что тогда есть надежда, что в самый тяжелый момент — он не сдаст.