Больше всего на свете я люблю
начало осени на Донбассе. Тихие теплые вечера.
И вид солнца, падающего за башню копра со звездой на вершине шахты
Луганской.
Для меня этот вид навсегда связан
с Надеждой и Верой.
В осажденных крепостях, если уж угораздило в них оказаться, испокон веков причины для радости и новости однообразны, а проблемы «сидельцев» одинаковы. Вот очередная атака врага отбита – радость. Обоз с припасами приехал – «ура!». Враг готовит очередной штурм – сволочи.
Живы, и ладно. И за то Богу
спасибо. За каждый новый рассвет.
И когда от невеселых новостей,
еще более тоскливых прогнозов, бытовых неурядиц, к душе приступает уныние, единственный
способ взбодриться и взять себя в руки - это вспомнить, что тебе уж совсем не
хуже всех на свете.
На самом деле нашему народу,
каждой семье, есть много чего вспомнить о своих предках за последние сто лет и
похуже нынешнего «Донбасского сидения».
Тем, кто видел, как на Восток
отходят остатки разгромленной, голодной, усталой и плохо вооруженной армии, а
вслед на ней на танках, автомобилях и мотоциклах мчит военная машина, подмявшая
под себя всю Европу. Каково им было?
В то, что где-то там, у Волги,
недобитые советские воины перемолотят непобедимый Вермахт и вернутся? Ну,
знаете, веры для этого гораздо больше нужно было иметь, чем есть у нас.
Фанатично нужно было верить в свою страну и свой народ.
А ведь потеряв эту веру, можно
было пойти и в полицаи, в старосты, записаться в обслугу немецкой армии. Так
было выгоднее. Вернее, можно было выжить.
Вспоминая ту самую войну, на
которой у каждого из нас побывал или дед или прадед, кто согласился бы
поменяться местами с окруженными ленинградцами? Им было легче?
Говоря о том, что нас «предали»,
можно вспомнить защитников Севастополя. Тех самых, вывезти которых из окруженного города не было возможности.
Так как в воздухе безраздельно царствовала немецкая авиация, попытка
эвакуировать гарнизон крепости могла обернуться потерей флота. И тогда было
принято решение из всей героически сражавшейся армии спасти лишь командиров и
комиссаров. Им приказали собраться на 35-й батарее, бросив свои подразделения.
Вслед за отступившими к пирсу
командирами, за сбежавшим на самолете командующим, через несколько дней на мысе
Херсонес собрались все оставшиеся в живых 80 тысяч защитников Севастополя. Без
патронов, воды и еды. И самые отчаянные на самодельных плотах по ночам
отплывали подальше в море, надеясь, что их подберут катера. Ищущие смерти еще
несколько дней бросались в штыковые атаки на немецкие танки у 35-й батареи.
Надеющиеся непонятно на что еще несколько недель, изнывая от голода и жажды,
прятались от немцев на узкой полоске пляжа. А остальных ждал плен.
80 тысяч! Не просто патриотов, не
просто солдат, а опытных, обстрелянных, доказавших свою стойкость воинов. Они пригодились бы в тот момент на любом
участке фронта. Были буквально на вес золота, когда в очередной раз разбитая
под Харьковом Красная Армия отступала к Волге. Тем не менее, ими пожертвовали,
чтобы спасти флот для будущих наступлений.
И когда мне совсем становится уныло
и тоскливо, я пытаюсь себя представить на месте одного из них. Там, на пляже
мыса Херсонес, где до сих пор среди гальки белеют обкатанные водой человеческие
кости. Вглядывающимся в морской горизонт, на котором уже не появятся корабли. А
наверху гогочущие и бросающие вниз с обрыва гранаты немцы. Это нас предали или
этих парней?
Говоря о той лжи, что
преподносится россиянам, будто войны на Донбассе нет, можно вспомнить, что
тогда всей стране сказали, что защитников Севастополя эвакуировали.
Вот такая она, «правда» на войне.
И вот такие бывают стратегические соображения.
Это при том, что Сталин был
гениальнейшим руководителем страны, лучше которого многие современники и
припомнить не могут. И за первый год войны потери Красной Армии только пленными
составили больше трех миллионов человек.
И правы оказались именно те, кто,
вопреки всему, при все том ужасе, который творился на их глазах, все-таки
верили в Победу. Даже тогда, когда им было неимоверно труднее, чем нам сегодня,
и жить, и верить.
И в том, что касается стойкости.
И в том, что касается Веры.
В конце весны, в начале лета чего-чего, а веры в Победу у ополченцев Новороссии было сверх всякой меры. На ней одной и держались. И когда был один автомат на троих. И когда с одним стрелковым оружием и гранатометами выступали сдерживать наступающие колонны бронетехники.
Умения не было, знаний не было,
опыта не было, оружия тяжелого не было, только вера в себя.
Нет! Не пустим.
Верили в то, что Россия не бросит. Что вот-вот из-за спины, как в фильмах про войну, ударит артиллерия, а за ней танки.
Однако с каждым днем в это
верилось все меньше. И когда к отряду присоединились ребята, отступившие из
Краматорска, которые так и не дождались российской армии, стало понятно, что
нужно готовиться к тому же.
С лиц окружающих ребят так же
незаметно сползала гордая самоуверенность, сменяясь страшной, кривой ухмылкой
смертников. Вместо былого блеска в глазах проступала страшная пустота взгляда
людей, знающих, что идут навстречу смерти.
Отчаяние безумцев, потерявших
разом и Малую Родину, и веру в Родину большую, надежду дожить до Победы, и
стремящихся хотя бы продать свою жизнь подороже. Быть среди таких людей
одновременно и страшно, и весело.
А потом было окружение Луганска.
В принципе, зная обстановку
вокруг города, его уже с неделю как ожидали. Когда драпануло руководство
отряда, были уже почти уверены, что оно будет. И все равно, когда стало
известно, что кольцо вокруг города замкнулось, еще не верилось, что правда
«всё».
Боевые товарищи разделились на тех, кто подчинился приказу. И тех, кто решил ценой своей жизни устроить бандеровцам в Луганске «Сталинград».
Примерно через неделю минометной
войны на обстреливаемом с трех сторон поселке Юбилейном это «всё» поглотило
сознание. Всё, конец, сливай воду. Вот с очередной миной, снарядом и ждет тебя
«безносая».
И закопают тебя, такого всего
романтичного, со всем твоим глубоким внутреннем миром, скорее всего, в
неприметной безымянной могиле. И никто, кроме Бога, не узнает об этом вашем
отчаянном безнадежном сражении. И все было зря. С самого начала. Или не зря, но
ты об этом уже не на этом свете узнаешь. Если есть тот свет. А есть?
Ведь веры больше нет. И надежды
больше нет. Никакой.
Час за часом, день за днем,
неделя за неделей.
И Красная Армия из-за спины. Как
в советских фильмах про войну.
Понадобилось время. Чтобы снова
научиться улыбаться. И чтобы лицо перестало висеть на черепе как чужое. Чтобы
найти на том же месте, где оставил, и Надежду, и Веру.
И теперь, когда становится
невмоготу от нерадостных новостей и прогнозов по поводу дальнейшей судьбы
Донбасса и Новороссии, я просто выхожу и смотрю на эту звезду. И мне становится
отчетливо ясно: «всё» или ещё не «всё».
Всё плохо? Настолько плохо, как
защитникам Севастополя на мысе Херсонес? Или настолько, как трем десяткам
смертников на поселке Юбилейном? Как мирным жителям того же Юбилейного в 2014,
которые провели два месяца под перекрестным огнём и полгода без света и воды?
И любую ситуацию в жизни, жизнь
вокруг себя в Луганске и на Донбассе я сравниваю с тем самым августом, когда
уже ни на что не надеялся и ни во что не верил.
На самом деле, если поразмыслить,
безумно красивые летние закаты на Донбассе располагают к философским
размышлениям, что такого произошло, чего до сих пор не было в истории нашей
Родины?
Получили по мордасам и откатились
вглубь страны? А когда было по-другому?
Руководство России расплатилось с
оккупантами Украиной ради возможности отсрочить главную битву за выживание
страны и народа? Купить себе еще немного спокойствия? Так и сто лет тому назад
при большевиках произошло ровно то же самое.
Подставили под удар Донбасс, вместе
с его жителями? Так на войне всегда кого-то подставляют первым под удар. А
кого-то оставляют прикрывать отступление армии. А каким-то городам достается
роль крепости на пути врага. Чтобы за время ее осады остальные города успели
приготовиться, и войско собраться.
С исторической точки зрения до
банального всё «как обычно».
Что там, россияне задумались
столицу из Москвы за Урал переносить? Ну, так и в прошлую Мировую войну
правительство СССР переехало в Куйбышев. Раз уж враг добрался до Харькова и
есть опасность для столицы, целесообразнее и перенести куда-нибудь вглубь
страны, подальше от крылатых ракет. Ради выживания всей страны и всего народа.
С этой точки зрения, увиденное
нами до сих пор на Донбассе - еще цветочки. Достаточно хотя бы посмотреть на
то, что осталось от городов Сирии и Ливии.
И хотя я сам считаю своим долгом
при каждой возможности, беспрестанно напоминать о миллионах русских, оставшихся
в оккупации на Украине, о защитниках Донбасса, которые вот в эти минуты гибнут
под пулями и минами, о мирных жителях, живущих больше трех лет под обстрелами,
нужно понимать и весь масштаб событий.
И главное, с этой точки зрения не
то, присоединит ли Россия к себе Донбасс, как присоединила Крым, защитит ли его
жителей, вернется ли на Украину, а выживет ли как таковая в Третьей Мировой
войне.
А также: «всё» уже, или ещё не
«всё». «Слил» или не «слил».
В конце концов, все мы «там»
будем. Но вот потерять Надежду и Веру - это верный способ убить самих себя
раньше времени. Съесть изнутри разочарованием, обидами и страхом.
Поэтому, лучше всего, не беря
дурного в голову, наслаждаться, пока есть такая возможность, неимоверно
красивыми на Донбассе закатами ранней осени. Радуясь, что ещё живы. И за это
Бога благодарить.
Как-никак, война. И, как-никак, осажденная крепость.
Фото того места, где Юра и еще 27 новороссов в 2014-м держали оборону Луганска