Российского сенатора Сулеймана Керимова задержали в Ницце в тот самый момент, когда он прилетел отдохнуть на Лазурном берегу.
Почему-то, узнав о мере пресечения, большинство наших соотечественников вместо того, чтобы проникнуться сочувствием к сенатору, начинают сетовать, что с удовольствием с ним бы поменялись местами. Однако Керимова тоже понять можно. Мало того, что человек пропускает заседания Совета Федерации, он ещё и вынужден разбираться с разными обвинениями, которые против него выдвигает французское правосудие. Иными словами, насладиться природой Лазурного берега не получится.
Обвинения, кстати, выдвигаются не столько серьезные, сколько крайне неприятные.
Во-первых, неуплата французских налогов за приобретенную в окрестностях Ниццы виллу.
Во-вторых, отмывание денег, незаконные финансовые операции. Ну, с налогами как-нибудь разберутся. Заплатит Керимов штраф и всё успокоится. А вот с отмыванием денег дело куда хуже. Тюрьмой это сенатору вряд ли грозит, а вот отъем собственности, приобретенной во Франции, более чем вероятен. И тут возникают уже более важные вопросы, касающиеся далеко не одного лишь Керимова.
Нетрудно догадаться, что дело Керимова — своего рода сигнал, посланный с Запада всей российской элите. Вы ведете себя плохо, не слушаетесь и будете наказаны. В то самое время, пока в Ницце разбирают дело сенатора от Дагестана, в Вашингтоне готовятся опубликовать список близких к Кремлю чиновников и олигархов, собственность и счета которых тоже попадут под санкции.
То, что происходят эти события практически синхронно, доказывает, что бежать просто некуда. В Западной Европе от американских нападок не спрячешься. Там с радостью подхватят инициативу заокеанских партнеров и разовьют её применительно к местным нравам и правилам.
А как же священное право частной собственности? Как же неприкосновенность частного имущества и капиталов? Увы, эти вопросы, которые очень волнуют отечественных интеллигентов, никогда не вставали перед правительствами в условиях реального, а не воображаемого капитализма. Вся история буржуазного общества это история регулярно повторяющегося в разных формах перераспределения собственности.
И если бы этого не происходило, система просто не могла бы существовать. Конфискации, экспроприации и национализации происходили начиная с XVII века, они являлись необходимым условием успеха буржуазных революций. Впоследствии неоднократно отбирали собственность у иностранцев, у эмигрантов, у политических противников, проигравших в борьбе за власть, у простых граждан, запутавшихся в долгах.
В каждом из этих случаев перераспределение происходило далеко не по рыночным правилам, даже если поводом были экономические трудности. Вопросы о масштабах, формах и границах перераспределения, о том, кому из должников можно будет сохранить имущество, а кому это не позволят, что считать экономическим преступлением, а что мелкой провинностью, кого спасать, а кого топить, что наказывать, а что прощать, всегда решались политически.
Однако далеко не это является главным уроком, который необходимо извлечь из дела Каримова. Гораздо важнее то, что данная история наглядно демонстрирует нам противоречия и структурную слабость российского периферийного капитализма как такового.
Суть капиталистической миросистемы состоит в том, что институты, обеспечивающие эффективное инвестирование и перераспределение средств в глобальном масштабе, сосредоточены на Западе. Вы можете заработать или украсть (проще — украсть) деньги в России. Но если вы хотите их выгодно вложить, если вы хотите преумножить свой капитал, эффективно его разместив на мировом финансовом рынке, вам придется делать это на Западе.
Иными словами, курица, несущая золотые яйца, находится, конечно, на родине. И в этом отношении все наши олигархи, буржуа и чиновники безусловно — патриоты. Но вот использовать свою добычу, конвертировать её в самовозрастающие финансовые и прочие активы можно только в том случае, если вы действуете через центры глобального капитализма. Собственно именно поэтому они являются центрами, а мы — периферией.
Разумеется, можно вкладывать деньги в развитие промышленности дома, создавать внутренний рынок, обустраивать отечественные города и села. Но с точки зрения эффективности и надежности прибыли это всё равно будет менее выгодно, чем вывозить деньги и запускать их в глобальную финансовую систему. Потому что в первом случае ваши возможности ограничены одним, пусть и большим, национальным рынком, над развитием которого ещё надо работать, а во втором к вашим услугам сразу все рынки мира. И их совокупная эффективность всё равно, при любых условиях будет выше, чем конкретная привлекательность одного отдельного рынка, каким бы перспективным он ни был.
Добавим к этому специфическую структуру отечественного капитала, связанного с сырьевыми отраслями и ориентированного на вывоз ресурсов. Для того, чтобы переориентироваться на внутренние инвестиции и внутренний спрос, который ещё предстоит создавать, нужно радикально менять и структуру компаний и всю социально-экономическую политику государства, да и вообще его административно-политическое устройство, включая законы, идеологию, методы отбора руководящих кадров и многое другое. Иными словами, нужны перемены революционного характера, даже если мы не выходим за пределы капитализма.
Не удивительно поэтому, что все разговоры о «национализации» отечественной элиты, что ведутся у нас уже почти десятилетие, ни к чему не привели так же, как и разговоры о реиндустриализации и о прорывном развитии науки. Все эти благие пожелания находятся в прямом противоречии с экономической сущностью сложившейся у нас системы, а потому либо не приведут вообще ни к чему, либо завершатся в соответствии с известной русской поговоркой: размах на рубль, удар на копейку.
Порассуждав о любви к Родине, чиновники и олигархи возвращаются на свои заграничные виллы, отправляют детей в заграничные школы и отправляются в круизы на яхтах, припаркованных в заграничных портах. И всё это вовсе не потому, что они не любят Россию. Даже не потому, что во Флориде и на Лазурном берегу климат лучше (в Лондоне, он, может быть, и похуже). Всё дело в законах политической экономии. Любовь к Западу определяется масштабами и эффективностью инвестиций. И эту тенденцию никакими призывами к патриотизму, никакой любовью к березкам не переломишь. Тем более, что березки можно, в крайнем случае, обнаружить и в Канаде, и в США и даже в Швейцарии.
Нуждаясь в западных институтах для участия в глобальном процессе накопления капитала, российские олигархи объективно, независимо от своей воли и настроения, являются заложниками западных политических и экономических интересов. До тех пор, пока противоречие интересов не было серьезным, это не являлось ни для кого серьезной проблемой. Но сейчас кризис. И для того, чтобы сохранить испытывающую нарастающие трудности неолиберальную модель на Западе, нужны дополнительные ресурсы.
Взять их можно в странах периферии, особенно — в тех из них, что получили серьезные выгоды на предыдущем этапе экономического цикла. Китай пока что Западу не по зубам, да и тамошняя экономическая модель, допускающая сохранение значительного государственного сектора, делает местную элиту менее зависимой от международных финансовых институтов. Остается Россия с её олигархическим капитализмом, ориентированным на вывоз ресурсов и экспорт капитала. В некотором смысле — идеальная жертва.
И теперь можно сколько угодно причитать по поводу того, что провозглашенная «национализация элиты» не состоялась, ругать компрадоров, искать иностранных агентов и рассуждать о «переориентации на Китай» (чтобы из заложников Вашингтона превратиться в заложников Пекина, где в случае необходимости с вами разберутся ещё проще, быстрее и жестче). Но на самом деле есть только один способ национализировать элиту — надо национализировать её собственность в России.
Автор Борис Кагарлицкий