Владимир Высоцкий

Он сгорел на глазах у огромной страны, Обливаясь балладами вместо бензина; Как Сизиф, поднимал на хребты валуны, Хотя ведал, затянет их снова трясина. Осаждал он коней привередливых, но Они знали, что бард – не любитель покоя, И неслись по судьбе, у которой панно Создавалось из нот, обрамленных тоскою. Ежедневно он рвал свою душу для нас, Восставал против тех, кто не слышал народа, Он горел и горел… и в итоге угас, Не увидев, какой к нам явилась свобода. Не об этом он пел, чтоб гнела нищета Население в нем клокотавшей России, Не тому посвящалась его хрипота, Чтобы люди друг друга в пороках месили. Все не так,- восклицал он,- ребята, не так!- И мечтал о высоком явлении Духа, Но свалилась страна в непролазный овраг, Где духовное больше не мило для слуха. С ног на голову всё перевернуто здесь, И постыдным деяниям служит мандорла… Если б знал наш певец, что мы потчуем днесь, Вряд ли стал бы тогда надрывать свое горло. Он же к нам обращал огневые слова Не сходить никогда с колеи богоданной, Но для нас оказалась желанней халва, Чем горение с ним на костре первозданном. Он хотел постелить нам поля для любви И укрыть нас пуховым небес одеялом, Ведь в его беспокойной, горячей крови Всё направлено было к святым идеалам. Мы же видели все, как прогнившая власть Обложила его роковыми флажками И ввергала, глумясь, в запрещенную страсть, Чтоб он гробил здоровье с чумными дружками. Он стремился в Париж к ненаглядной своей, Но стеснен был в деньгах и работал чрезмерно На аорты разрыв; жег его суховей И студил аквилон – вместе неимоверно. Лишь немногие знали, как адскую боль Пересиливал он, все сценарии руша, И доигрывал так свою каждую роль, Словно Гамлет испытывал образ Хлопуши. Не давали ему ни медалей, ни льгот, И не брали в печать его звучные строки, Но протестом ответил на это народ И зачислил певца самовольно в пророки. Он всю жизнь простоял у судьбы на краю – И за эти при жизни мучения ада Он, конечно, сейчас пребывает в раю, Но мятежному сердцу это вряд ли награда. Он и там продолжает из музыки слов Извлекать только то, что пригодно для схватки, Потому что не вправе Высоцкий-Жеглов Допустить верховенства бесовских порядков. И мы слышим его незабвенный надрыв, Поднимающий нас из пучины болота, Пробуждающий в спящих бойцовский порыв И не ждущий в ответ: «Осторожней, Володя!». Не любил он того, кто нутром гниловат, Кто читал исподволь его личные письма; Но любил он того, кто, ударив в набат, Оставался под пытками бескомпромиссным. Он без устали пел, своей правдой горя, Утверждая, что нет у глагола окраин, И метался душой в западне бытия… Но, уйдя в мир иной, он и там неприкаян.