Было мало тех, кто верил В полусонных футболистов, Погрузившихся в мещанство И не ведавших стыда.

Прилежно, скрытно собирал Он компромат на жизнь в Союзе, Затем ехидно доверял Его наушнической музе.

Я не хочу тебя обидеть, Но ты исторгнул извращенье: Как можно люто ненавидеть Серпа и молота скрещенье?!

Наина Ельцина святыми Вдруг предложила называть Все девяностые, чтоб ими Мы измеряли благодать.

Не рушьте родину свою, Подобно меченому Мишке, Кто в солженицыновских книжках Обрел иудину змею.

Из лучших в путинской пехоте, Он в авангарде славных дел Проворен, цепок на охоте На тех, кто сеет беспредел.

Грядет ваш истины момент, Когда, забыв про рестораны, Должны вы влить в себя цемент И превратиться все в тараны. Вы долго мучили страну, Разочаровывали ленью, Прильнув к игристому вину И предавая

Не сотрёт нам из памяти время ничем, Как, надев кто шинель, а кто китель, Наши предки бесстрашно в военную темь Уходили на верную гибель. Бил противник жестоко по нашей земле, Сочетав зло с безумием

Нет матери, отца, сестер и братьев, И на душе сквозная пустота, Но не спеши топить судьбу в проклятьях – В Узбекистане ты – не сирота. Была война, и вражеские пули Сразили всех, кто был тебе роднёй,

Моя душа Одессой сожжена. Внутри лишь - ветер, пыль и пепелище... И отстранённой кажется жена, Которой из Херсона брат не пишет... Жестоко всё. Как ломом и под дых. И на коленях от удара

Жила Татьяна на Земле, Детей любила бесконечно, Учила их искать во мгле Путь к свету истины извечной.

Не всё прописано в Экклезиасте, А что написано, ушло в песок, И можно получить в ответ на «Здрасьте» Пинок под зад или удар в висок.

Под небом Кемерово горе: Огонь, пожар, угарный газ И голоса в предсмертном хоре: «Спасите нас! Спасите нас!».

И, преклоняясь, посвящайте Им каждый вздох и каждый стих; И все капризы им прощайте: Они ведь созданы для них!

Конечно, это не снегирь, Не голубь мира, не колибри, То, что явила нам Снигирь, Распотрошив народу фибры. Ошеломительный успех Вполне заслужен «Салтычихой», Соединившей страсть и грех В

Потомок мой, настанет время, И ты прочтешь мои творенья И на себя обрушишь бремя Ожесточенной старины. Поймешь ты вряд ли перекосы, В которых мучились вопросы, Когда пускали под откосы Не поезда, а

Патруль воздушный над Идлибом Не поднимался до небес; Ведущим был Роман Филипов, Майор российских ВКС. Ему не требовались путли, Чтобы проверить, не спеша, Деэскалацию блюдут ли Головорезы США.

Таким был ушедший безвременно гений, Делившийся щедро богатством своим, Добавивший в пение русские гены, За что был в России особо любим.

Он сгорел на глазах у огромной страны, Обливаясь балладами вместо бензина; Как Сизиф, поднимал на хребты валуны, Хотя ведал, затянет их снова трясина.

Помогает грешным очищать уста И деянья вечным именем Христа. Не хандрит Святейший ни в одной беде И предстанет светлым на Его Суде. Чаяния паствы для него закон, В православной вере непреклонен он.

Защемило у матери сердце, И посыпались звезды во мгле На порезы Отечества перцем. Оренбургский простой паренёк Не чета тем, кто рад отсидеться

Собчак – смешное существо И рождена для эпатажа: Она любое баловство Доводит яростно до ража. Язык ее, как помело, Метет налево и направо, Не понимая, что есть зло И что – добро, а что – лукаво.

В уничтожении агентов недобитых, Быть может, Сталин и переборщил, Но он писал: «Угомонись, Никита!»,- Когда Хрущев с расстрелами частил. Потуги всех о Сталине бесплодны: Он никому теперь не навредит

Но жизнь хорошему недолгий Дает порадоваться срок, Наверно, чтобы кривотолки Не облекли его в порок.

Как луч, пряма его стезя, Министром быть ему не сложно, Когда он знает, что нельзя И что в делах планеты можно.

Дело в том, что вряд ли в ближайшие годы мои произведения будут изданы в России. Тому причиной и шовинизм (не могут пережить и переварить мою национальность), и умышленная дебилизация населения

Живите радостно, светло, Не бойтесь происков нацистов: Добро всегда карает зло, И шансов нет у реваншистов.

На юге России у Черного моря, Казалось, я счастье свое отыскал, Но девушка, долго условностям вторя, Сказала в конце: «Ты – не мой идеал».

С умом составленные планы Помогут сбившимся с пути. Когда за власть дерутся кланы, В сторонку лучше отойти.

За деревней, у лещины, Там, где перелаз Передрались без причины Ваня и Тарас. Жили дружно, как два брата, Но сошлись лоб в лоб... И один воскликнул: "Вата!", А второй: "Укроп!"