Что именно они делали в этом кафе: ехали куда-нибудь и остановились перекусить, или просто так, как местные жители, зашли выпить – я не понял. Были это уже порядком взрослые люди. На вид они были сверстниками, и было им, наверное, лет около пятидесяти. Парни крепкие, килограмм за сто каждый, с сильными рабочими руками. Один из них был почти лысый, а второй имел густые седые волосы и такие же усы.
Усы его немного торчали вперед, и казалось, что верхняя губа выросла несколько больше нижней. Каждый раз, когда он прикладывался к ложке с борщом, ложка словно утопала в зарослях его усов и после громкого и характерного звука, когда он с шумом втягивал борщ внутрь себя, медленно выплывала обратно, оставляя то красные, то белые капли на усах. При этом он прикрывал глаза от удовольствия, и казалось, что было даже слышно, как борщ падает в его огромную утробу.
Стол был по-украински хорош: бутылка водки (холодная и покрыта еще даже инеем), сало нескольких сортов, нарезанное слоями и выложенное на тарелку в центре стола, помидоры, огурцы, охапка зеленого свежего лука и полные глиняные тарелки горячего густого борща, со скибочкой сметаны внутри.
Парни только начинали разговор.
- Ну, по первой, кум, - сказал лысый и наполнил рюмки. Разговаривали они на украинском языке. На красивом полтавском диалекте, а не на том, который сегодня заполонил всю сферу обслуживания Киева, когда тебе кажется, что ты во Львов попал, или в Коломыю.
Я передам их разговор в переводе на русский.
Я сидел совсем близко и, причем, так, что мог наблюдать все, как в кинотеатре. Помещение маленькое, очень аккуратное и по-деревенски чистое. Столы и лавки из грубого, но хорошо отшлифованного дерева. На столах тканые скатерти, рушники на стенах, и очень приятный запах чистого деревенского дома.
- Ну, кум, давайте, - ответил усатый.
Было видно, что пьют профессионалы. Выпив по рюмке водки, они не стали закусывать огурцом, помидором или луком. Выдержав совсем незначительную паузу, они синхронно взяли в руки ложки, и отхлебнули горячего борща, но таким образом, чтобы комочек сметаны, погруженный в самый центр, остался нетронут. Потом еще взяли по ложке, вздохнули, расслабились и приступили.
- Угу.
И пошел разговор.
- Кум,- начал лысый, - вижу, вы у себя ремонт в доме затеяли.
- Да, кум.
- Дорого нынче.
- Да, кум.
- А вы, может быть, клад где нашли?- пошутил лысый.- Может, расскажите?
- Да, какой там клад, кум? Это дочка с зятем на хорошую работу устроились. В Польше. Они же с нами под одной крышей живут, вы знаете. Вернее они уже почти два года, как дома не живут, но внученька, Олечка, с нами. А они работают. Им нравится. Вот сейчас еще на клубнике подзаработают, так мы тогда точно к осени ремонт и закончим.
- Давайте за деток, кум,- предложил лысый.
- Давайте, кум.
К этому времени, как они выпили по третьей, мне тоже принесли борщ.
Я просто не смогу вам передать, как сильно я пожалел, что я за рулем. Мой борщ, красивый дымящийся, с запахом немножко чеснока, просто почти в голос требовал рюмку водки.
- А им нравится, кум,- ответил усатый.- Нормально.
- Да ну вас, кум. Как такое может нравиться? Они там – в Польше. Внучка здесь, у вас на руках. Они раком в поле клубнику для пана собирают.
Усатый что-то насупился.
Выпили.
- Да, кум. Что-то у нас не получается. Европа-Европа! А что толку?
И дальше разговор пошел совершенно в народно-политическом русле.
- Да все это москали и евреи, кум!- сказал усатый. При этом, говоря о евреях, он употреблял другое слово. Нам его употреблять нельзя.
- Какая неувязочка?
- Ну, как же?! Пока мы были вместе с москалями, вроде как все у нас и хорошо было. А вот теперь плохо. Теперь работы нет. Дети в Польше, или у тех же москалей на заработках… Или я что не так говорю, кум?- спросил лысый.
- Все вы так говорите, кум. Думал я уже над этим вопросом. Без экономики нам никуда. Либо экономика будет, либо Украины не будет.
Было видно, что усатому нравилось слово «экономика». Он произносил его как-то по-особому. Со знанием дела.
- Так что вы хотите сказать, кум?- заговорил усатый опять набычась.
- Не… я ничего, кум. Давайте выпьем.
На разных людей водка действует по-разному: некоторые становятся добрыми и ложиться спать, некоторых водка веселит, но на усатого кума водка действовала, похоже, серьезно. Не знаю почему, но мне показалось, что он относится к разряду тех людей, которые выпить могут много, и могут быть почти даже трезвыми, но страшно оказаться на пути такого пьяного человека. Люди этого разряда, упившись водкой, становятся злыми и жестокими.
- Нет, кум – проговорил усатый, – что ж ты хочешь сказать? Ты хочешь, чтобы мы к этим руським на коленках? Чтобы мы просились? Чтобы через унижение?! А вот тебе, кум! – последние слова он проговорил грубо, с напряжением, в упор глядя на кума, и скрутил ему огромную дулю. Он так сильно сжимал свои толстые пальцы, что казалось будто рука его может лопнуть от чрезмерного напряжения.
- Стой, стой, стой, кум – сказал лысый.- Что ты? Я ведь так просто. Эка тебя понесло. С тобой ведь и поговорить нельзя,- при этих словах он двумя руками накрыл кумову скульптурную композицию, и положил его руку на стол.
Усатый выдохнул, расслабился и посмотрел в мою сторону. В какое-то мгновение, мне показалось, что вот сейчас он меня узнает, и дело может принять неудачный для меня оборот. Но все обошлось. Он продолжительно на меня посмотрел, потряс своей огромной головой и вернулся к своему борщу.
Лысый, уже немного захмелев, тоже посмотрел на меня, поднес, как это бывает делают пьяны люди, палец к губам и показал мне раскрытую ладонь – мол все в порядке, не волнуйся.
Бутылка водки, стоявшая перед кумовьями, была литровая и уже почти наполовину отпитая. Иней с бутылки сошел, и её покрывали крупные капли росы.
Я решил не дожидаться, пока эти парни доберутся до дна, и позвал официанта, чтобы рассчитаться.
Усатый кум, поднял голову от тарелки, посмотрел на вошедшего официанта, затем опять на меня и начал говорить так, будто он обращался не только к своему куму, но еще и ко мне, и к официанту.
Лысый внимательно слушал, качал головой и иногда поглядывал на меня.
- А как это кум?- спросил лысый.
- Стой, стой, стой, кум. Тише ты. Люди кругом,- заговорил лысый и опять посмотрел на меня.
- И что люди?- сказал усатый.- Что люди? Они убивают этих людей. Детей наших в дурной войне убивают. Колька-то твой, отчего в Россию сбежал? Думаешь, я не знаю?!
- Только так, кум. Судить мы их должны. Казнить самой лютой казнью. И только тогда мы, кум, замиримся с русскими. Иначе нельзя. Иначе гордости нет. Иначе кто ж мы такие, если мы такой гадости, как Порошенко, покорились?